Летопись обители XVI в. — 1787 г.


Первые упоминания о Святых Горах

Пещерные погребения

Святогорский монастырь в XVI-XVII веках

Преподобноисповедник архимандрит Иоиль

XVIII век

Закрытие Святогорского монастыря


 ПЕРВЫЕ УПОМИНАНИЯ О СВЯТЫХ ГОРАХ

Святогорский Успенский монастырь по праву является одним из древнейших монастырей Православной Руси. Память человеческая, вследствие глубокой древности события, не оставила нам неопровержимо точных известий о том, когда именно и как первоначально возникла Святогорская обитель.

Одно из первых упоминаний о Святых Горах находится во Львовской летописи под 1547 г.: «Из Рыльска прибыл станичник, толмач Гаврило, коего князь Петр Иванович Кашин посылал к Святым Горам». «Книга Большого Чертежа» (1547 г.) также указывает: «От устья реки Оскола на Донце с крымской стороны – Святые Горы».

Однако первая, самая древняя заметка датируется 1526 годом и встречается в «Записках о Московии» германского посла в Москве Сигизмунда Герберштейна. Он писал, что «воины, которых государь, по обычаю, каждый год держит там на карауле с целью разведки и обороны от татарских набегов… видели близ устья МалогоТанаиса в четырех днях пути от Азова, возле места Великий Перевоз, у Святых Гор, какие-то мраморные и каменные статуи и изваяния».

В соответствии с расписанием донецких сторож князя Михаила Ивановича Воротынского на левом берегу Северского Донца устанавливались: Коломацкая, Обышкинская, Болыклейская, Саввинско-Изюмская, Святогорская, Бахмутовская и Айдарская сторожи, под контролем которых находились Муравская, Изюмская и Кальмиусская «сакмы». В «росписи» донецких сторож «по дозору князя Михаила Тюфякина да дьяка Матвея Ржевскаго» 1571 года упомянута «5-ая сторожа Святогорская», которая описана следующим образом: «Стояти сторожем на Святогорской стороже на сей стороне Донца против Святых Гор; а переезжати им направо вверх по Донцу до усть Оскола верст с десять, а налево вниз по Донцу через шлях Малого перевозу, да через шлях Великого перевозу и Торской шлях и до усть Тору верст с тридцать; а стояти им укрываясь в луке против Святых Гор и по иным местом, переезжая не в одном месте; а бегати сторожем с тое сторожи в Путивль Лосицкою дорогою верх Мжа и Коломака. А от Изюмския сторожи переезду до Святогорския сторожи верст с двадцать».

Время основания обители уже в XVII веке было неизвестно, что подтверждается историческими заметками прежде бывших настоятелей, а также монастырским Синодиком 1710 г.: «Начало сей Святогорской обители: кто оное святое пустынное жительство изобрел и в горе сей святую церковь и келии устроил и начал жительствовать за многими татарскими нахождении и разорении, особенно же за частыми переменами прежде бывших строителей, потом игуменов и архимандритов, здесь в святой обители писания не обретохом».

Остаются только исторические предположения, из которых наиболее вероятным является версия об основании этих пещерных обителей в VIII–IX вв. выходцами из Византии в период гонения на христиан от иконоборцев.

Само наименование Донецких гор Святыми, впервые встречающееся в литературных памятниках XVI века, как бы косвенно, вскользь намекает на существование в этих местах иноческой обители или, по крайней мере, говорит в пользу того, что здесь когда-то жили иноки-отшельники. Причем поселиться и прославить Донецкие горы своей добродетельной жизнью они должны были еще в домонгольский период, так как с конца XIV века хозяевами этого края стали дикие кочевые татары, бывшие язычниками или мусульманами, между тем, как до этого времени тут некогда жили народы, исповедавшие христианскую веру.

ПЕЩЕРНЫЕ ПОГРЕБЕНИЯ

Погребальный этаж в Святогорских пещерах начинается угловой часовней. Предание сообщает, что в древние времена, когда в пещерах велись работы, иноки собирались в этой часовне и прочитывали монашеское правило.

От часовни извилистый коридор, длиной в несколько десятков метров, приводит нас к первой усыпальнице, имеющей вид глубокой арочной ниши с вырубленной в полу гробницей. По преданию, здесь были погребены честные останки 17 иноков из числа первых насельников обители.

Усыпальница возле Алексеевского храма имеет 12 продолговатых ниш, которые снаружи закрывались меловыми блоками. Все они сейчас разорены, но в XIX веке четыре из них еще сохранялись заложенными. Некоторые ниши имеют малые размеры и вмещают лишь по несколько глав — такая традиция погребения существует во многих монастырях Палестины, а также на Святой Горе Афон. Согласно с афонским уставом погребения умершие погребаются на обычном монастырском кладбище, а через 3-4 года их останки, очистившиеся от плоти, откапывают и полагают в специальной пещерной усыпальнице — костнице, причем главы складываются отдельно.

Обряд перезахоронения костей умерших традиционен для христианских некрополей Византии и даже сохранился до наших дней в современной Греции. На Руси же византийский погребальный обряд, встречающийся во многих древних пещерных иноческих обителях, указывает на присутствие в данном месте греческих монахов — выходцев из Византии.

В отношении к Святогорскому монастырю это предположение о первоначальном захоронении в могилу и последующем поднятии костей остается лишь предположением.

Наиболее вероятно, что главы и кости, разрозненно хранившиеся в святогорских пещерных погребениях, были взяты не из кладбищенских, а из пещерных же погребений. На Афоне в пещерах не хоронят, и поэтому такая особенность придает всему обряду более сходства с палестинской традицией, чем с афонской.

СВЯТОГОРСКИЙ МОНАСТЫРЬ В XVI-XVII ВЕКАХ

В XVI в. Святогорская обитель, будучи самым передовым русским поселением в степи, служила государству в качестве сторожевого поста: поскольку южные окраины Русского государства постоянно подвергались набегам крымских и ногайских татар, целью которых был захват пленников для работорговли. Главное назначение Святогорской сторожи было не в обороне монастыря от татарских орд, а в наблюдении за передвижениями кочевников. Функцию обороны с успехом выполняла сама, неприступная со всех сторон меловая скала, внутри которой и находился монастырь. Во время татарских нападений братия также защищалась ружьями и пищалями.

О некоторых трудностях жительства в пещерах можно иметь представление из слов одного из настоятелей XVII в., архимандрита Иоиля, который писал, что «он-де, архимандрит з братиею из реки Северского Донца на всякую потребу в монастырь на гору воду носят на себе по ступеням бочками по мере в 200 сажень… и от толикия великия скудости старцы в том монастыре не живут». Численность братии в то время вместе со сторожами, которых было 6, едва превышала 30 человек.

Но, несмотря на неблагоприятные условия жизни, обитель радушно принимала под свой кров всех, кто нуждался в ее помощи: странников, раненых и бежавших из крымской неволи пленников.

В XVI-XVII вв. Святогорский монастырь занимал важное место в жизни Российской державы, о чем свидетельствует заинтересованность в обители царской власти. Тесная взаимосвязь монастыря с Русскими Государями видна из многочисленных сохранившихся царских грамот и указов, которыми разрешались различные нужды обители. Среди них – доставка хлеба и продовольствия, земельное обеспечение и прочее. Из жалованной в 1620 г. грамоты известно, что Государь Михаил Федорович «пожаловал Святогорского монастыря, что на Северском Донце, игумена Ефрема с братиею, двенадцать старцев, велел им давать своего Государева жалованья годовыя руги по 12 четвертей ржи, по 12 четвертей овса, по 10 рублей денег». Несмотря на удаленность Святых Гор от Москвы Государи заботились даже о выделении для далекой обители необходимой церковной утвари, икон и богослужебных книг. Так, например, в 1630 г. из Казенного двора было выдано: миткаливные ризы, стихарь, поручи, епитрахиль, ризы полотняные, покровцы на сосуды, ладан; книги печатные: Евангелие Толковое, Апостол, Требник, Псалтирь с возследованием, Псалтирь, два часослова. Однако монастырь не только исполнял функции пограничной заставы, но был и духовным центром всего Донецкого региона.

ПРЕПОДОБНОИСПОВЕДНИК АРХИМАНДРИТ ИОИЛЬ

Архимандрит Иоиль – один из выдающихся cвятогорских настоятелей XVII века, первый исследователь истории Святогорской обители. Он настолько был известен как ревностный благоустроитель Святых Гор, что в святогорском Синодике 1710 г. прежде всех других настоятелей записан «род преподобнейшаго отца архимандрита Иоиля Озерянскаго».

Отец Иоиль всей душой принадлежал монашеству, любил его и ревностно старался о должном иноческом устроении вверенных его попечению обителей. По грамотам мы видим архимандрита Иоиля настоятелем Святогорского монастыря в 1679 г.

До конца своих дней он усердно заботился о благоустройстве Святых Гор, сооружении заложенного им Петро-Павловского храма. Об этом свидетельствует большое количество просительных грамот к Русским Государям, написанных им по разным нуждам обители.

Истинный любитель монашества, архимандрит Иоиль, несмотря на крайнюю нищету пещерного Святогорского монастыря, деятельно, наравне с простыми братиями, участвовал в несении выпавших на его долю тягот и скорбей, суровой иноческой жизни в холодных, сырых пещерах, терпел голод, жажду, лишения и ропот братии, которая уже хотела покинуть монастырь из-за отсутствия необходимого пропитания. Решимость его подвизаться и терпеть всякое искушение и всякую скорбь служили примером для всей братии, жившей и спасавшейся рядом с ним.

Одним из главных подвигов жизни архимандрита Иоиля стало исповедничество: соблюдение в чистоте и непорочности святой Православной христианской веры в татарском плену среди враждебных мусульман, претерпевая от них в течение двух лет мучения, озлобления и лишения.

Несомненно, что действенным выражением и свидетельством молитвенного и исповеднического подвига архимандрита Иоиля было не только время его пребывания в плену, но и весь его жизненный путь. Всегда его отличала глубокая и чистая вера, искренняя любовь к ближним, жертвенное служение Церкви. Собственно, исповедничество, татарский плен, страдания и мучения, чинившиеся ему иноверными мусульманами за одно только имя «христианин», явились чистейшим алмазом в драгоценном венце многих других его духовных подвигов.

XVIII ВЕК

1. Архимандрит Вениамин известен по монастырским актам 1701 г. покупкой богатой мельницы на р. Оскол под городом Купянском. При архимандрите Вeниамине в 1703 г. «на жалованной великороссийской земле» возникло монастырское поселение Студенок. Жившие в нем подданные монастыря исполняли для обители «всякую временную работу».

После межевания 1666 г. к новопостроенным городам Маяцкому, Соляному и Царе-Борисову отошла значительная часть бывших монастырских земель. Несмотря на проведенное межевание, закрепленное Царскими указами, жители названных городов по-прежнему вторгались во владения обители, вынуждая братию монастыря обращаться за помощью к московскому Государю. Из Москвы жалованные Высокомонаршие грамоты, подтверждавшие межевание 1666 г., были даны еще в 1679 и 1704 годах. В последней грамоте, как и в прежних, маяцким жителям запрещалось самоволие в отношении захвата монастырских имений. Из этого видно, что в начале XVIII века тяжбы с соседями и неприятности обители по землевладению продолжались.

2. Игумен Иона, прежде бывший наместником Гороховатской пустыни. При нем цареборисовский казак Самуил Ситник 5 февраля 1705 
г. продал монастырю мельничную заимку на реке Студенке.

3. Архимандрит Вассиан (Василевский) известен по монастырским документам с 1707 
г. При архимандрите Вассиане было завершено строительство первого монастырского каменного храма – Успенского собора, заложенного в 1698 г. в лощине между гор, на берегу Донца. Освящение храма состоялось 20 мая 1708 
г. Имя строителя не сохранилось, известно только, что средства на возведение собора пожертвовал изюмский казачий полковник Федор Владимирович Шидловский. Не сохранилось также подробное описание архитектуры собора – понятие о его приблизительном наружном виде дают только литографии середины ХIХ века и Жизнеописание настоятеля Святогорской пустыни архимандрита Германа (Клицы): когда в 1868 г. собор был разобран, отец Герман, чтобы сохранить все его камни, пристроил с восточной стороны трапезного корпуса небольшую одноглавую церковь во имя Рождества Пресвятой Богородицы, выложенную приблизительно к наружному виду разобранного Успенского храма.

Радость святогорской братии по поводу освящения собора через год затмилась неожиданной вестью: царь Петр I указом 1709 г. велел приписать Святогорский монастырь со всеми его имениями Азовскому Предтечеву монастырю. О причинах такого указа можно только догадываться. Скорее всего на подобное решение повлияли хозяйственная маломощность обители, ее скудный быт, не дававший инокам должных средств к проживанию. Хотя дело заключалось далеко не только в этом.

Во время своего царствования Петр Великий непрерывно преследовал монашество, которое, по его мнению, было бездеятельно и бесполезно для государства. Он вмешивался в любые мелочи монастырского быта, делая все возможное, чтобы снизить авторитет монашества и обессилить его нравственное влияние. В план петровских мероприятий по разрушению монашеской жизни входили сокращение числа монастырей и использование монастырских владений в государственных целях.

Документом «Прибавление к Духовному регламенту о монахах» с 1722 г. церковные власти обязывались, чтобы маленькие обители или пустыни, в которых проживало менее 30 монахов, либо закрывались, либо объединялись с другими обителями. История свидетельствует, что отдельные касавшиеся монастырей частные реформы уже шли к тому времени полным ходом.

Как свидетельствовал современник, святогорский инок Ипполит, оставивший об этом событии запись на обложке памятной монастырской книги, Петр I никогда не посещал Святогорскую обители, а только бывал в ее окрестностях.

В мае 1708 г., возвращаясь в Полтаву вместе с гетманом Иваном Мазепой после победы над турками под Азовом, Русский Государь остановился в слободе Барвинково. На следующий день Царь, гетман с кошевым атаманом, генеральным судьей, другими казацкими старшинами и паланковыми полками Войска Запорожского стояли в церкви и после окончания богослужения и молебна с великим торжеством при окроплении святой водой, колокольном трезвоне и грохоте пушек и гармат вышли из слободы и направились в сторону г. Изюма. Дойдя до границы Войска Запорожского, Петр I простился с гетманом Мазепой и держал путь далее, а малороссийские полки остались на своей земле. Место, где русский самодержец расстался с гетманом, еще долго называлось в народе «Царив Яр».

Согласно другому свидетельству, ставка Петра I в 1708 г. располагалась возле села Маяки, на хребте одной из гор. 17 мая 1708 г. предводитель восставших против московского правительства бахмутских солеваров раскольник Кондратий Булавин, провозгласивший себя атаманом всего Войска Донского, прислал в Сичь письмо, в котором извещал о своих победах на Дону и тут же сообщал о сборе государевых полков на р. Донец близ Святогорского монастыря и передавал о намерении вести их на г. Черкасск. 1 июля 1708 г. под Кривой Лукой (Краснолиманский р-н) полки Ушакова, Шидловского и Кропотова разгромили восставших, а 8 июля в результате штурма Бахмут пал.

Святогорская обитель в то время находилась в бедственном положении и в великом стеснении «от зверей и от злых людей – злодеев», как писал в 1710 г. в своей договорной записи архимандрит Вассиан. Тем не менее монастырь владел обширными земельными угодиями, которые, по мысли Петра I, были не нужны малой и убогой обители. После начавшихся в 1696–1698 г.. реформ монастырей указ 1709 г. относительно приписки Святогорской обители к Предтечеву монастырю не стал неожиданностью. Причину же его скорой отмены – вместо Святогорского монастыря Азовской обители передавался казачий Ново-Боровский юрт – мы не знаем.

Из договорной записи архимандрита Святогорского монастыря Вассиана (Василевского) от 8 мая 1710 г. можно видеть, в каком стесненном положении пребывал тогда Святогорский монастырь. Отец Вассиан писал: «Се, я, архимандрит Вассиан Святогорский со всею братиею, имеючи нужду всякую в богодарстве, а особливее будучи в стеснении под монастырем, иж негде распространиться, а не маем для скоту двора, що есть в конех, иж многу обитель святая поносит в том шкоду от зверей и от злых людей – злодеев, нельзя устерегатися от них, за чим умыслили обще где искати на стороне якого зугодного з луками и пасеками места». В связи с чем от купянского жителя пана Герасима Степановича был принят его хутор на р. Осиновце под Купянском, ценою в 700 золотых, а ему там же отдана взамен земля с мельницей, но с удержанием половины доходов с мельницы в пользу монастыря.

При архимандрите Вассиане (Василевском) трудами его наместника, а впоследствии также святогорского настоятеля, архимандрита Севастиана Юхновского, устроилась на берегу р. Озерянки, в 3-х верстах от слободы Мерефы и в 26 верстах от Харькова, Озерянская Богородичная пустынь, ставшая приписной к Святогорской обители.

4. Архимандрит Севастиан (Юхновский) стал настоятелем Святогорской обители в 1714 году. В древнем монастырском Синодике внизу его имени есть запись: «1714 г. архимандрии его».

По увольнении изюмского протоиерея Александра от должности духовного управителя архимандриту Севастиану указом 2 февраля 1714 г. поручено было избрать нового управителя, и 14 февраля 1714 г. он донес об исполнении сего поручения.

Ко времени настоятельства отца Севастиана относятся происшествия, отраженные в упомянутом Синодике: «Лета от Рождения Христова 1718 и в сей стране, грехов ради наших, попущением Божиим, мор велик начася, первее в Бахмуте и Тору, потом и в Изюме, и в окрестных градах и селех. Во время же онаго страшнаго гнева Божия мнози православнии христиане, ихже имена в сей Синодик записашася, желающе получити от Создателя своего спасение душам своим, дадоша от имений своих, елика кто возможе, во святую обитель сию Святогорскую, дабы поминовение творити по чину, якоже содержит святая Церковь». Моровая язва, или чума, свирепствовавшая два года в поселениях Изюмского полка, была завезена, предположительно, запорожцами с юга. От губительной заразы погибли многие люди, в том числе священнослужители приходских церквей. В Цареборисове, например, уцелело всего 23 человека из русских и 74 из слободских черкасов. В предохранение от морового поветрия в этом городе сожгли вместе с жилыми домами даже храмы Божии вместе со святыми иконами и церковной утварью.

Архимандрит Севастиан известен своей ревностью к подвижнической иноческой жизни. Еще тогда, как был он святогорским наместником, основал он Озерянскую пустынь, а в пустынь Гороховатскую ввел лучший порядок.

В последние годы своей жизни, в 1720 г., отец Севастиан удалился в любимую им Озерянскую пустынь и, чувствуя близость смерти, 25 апреля 1721 г., прибыв в Куряжский монастырь, принял там схиму и отдал Озерянскую пустынь со всем ее строением и имуществом в ведение архимандрита Куряжского. Скончался отец Севастиан 29 февраля 1725 г. в Куряже.

Из других настоятелей Озерянской пустыни известны:

  1. Иеромонах Варсонофий – 1718 г.
  2. Иеромонах Ефрем, освящавший 5 октября 1758 г. храм в Тарановке.
  3. Иеромонах Тихон Святогорский – 1767 г.
  4. Игумен Феофилакт, скончавшийся в 1771 г.
  5. Игумен Варлаам – 1773 г.
  6. Строитель иеромонах Иоасаф (Прокопьев) – 1776 г.
  7. Строитель иеромонах Самуил.
  8. Иеромонах Иезекииль (Туранский) – 1787 г. При нем братство пустыни состояло из 4 иеромонахов, 1 иеродиакона, 1 монаха и нескольких послушников.

По описи 1773 г. монастырю принадлежало: 5 фруктовых садов, 7 десятин пахотной земли, 6 десятин лугов и 3 десятины леса.

Приписанная к Старо-Харьковскому Куряжскому монастырю Озерянская пустынь существовала до 1787 г. В этом году, в числе прочих монастырей Слободской Украйны, она была упразднена, а братия переведена в Куряжский монастырь, куда перенесли и чудотворную икону Пресвятой Богородицы Озерянской.

5. Архимандрит Арсений, из дворянской фамилии Зарудных, как святогорский настоятель упоминается в делах 1720–1723 годов. Впоследствии был переведен в Куряж. При архимандрите Арсении в 1720 г. обитель завела свой стеклянный завод неподалеку от с. Пески, на котором работали монастырские подданные.

6. Сведения о следующем настоятеле, архимандрите Митрофане (Шеинкове) вполне приводит архиепископ Филарет (Гумилевский) в своем описании Святогорской обители:

«Митрофан Шеинков, с марта 1723 года, заботливый об экономии монастыря. В конце 1728 г. он отрешен был от управления обителью «за неумеренные поступки», т. е. за строгость, которую выставили излишнею. Выписываем последовавший по сему предмету указ консистории, который любопытен и потому, что в нем видно все тогдашнее чиноначалие монастыря. «По определению Его Преосвященства, а по челобитью Святогорскаго Успенскаго монастыря всей братии, того монастыря архимандрит Митрофан Шеинков за неумеренные поступки от начальства того монастыря отрешен; а велено быть наместником и тот монастырь со всею також братиею и служебников и всякие заводы, что ни есть принадлежащаго, ведать того монастыря духовнику иеромонаху Анатолию впредь до указу Его Преосвященства, и, будучи ему начальствующим в своем звании, содержать монастырь и братию во всяком опасении, дабы сам и вся братия каждый в церковь Божию ходили непременно и в своем послушании были чинно, с прилежанием, не леностно и без роптания, монастырскую казну содержать по регламенту, записывать приход и расход в прошнурныя книги, также по подаянию клирошанский доход собирать по обычаю в кружку, от чего ключ чтоб был у уставщика, а печать у духовника; а в послушании при нем наместнике в том монастыре до указу ж быть палатным казначеем монаху Иоасафу, экономом – монаху Корнилию, уставщиком – иеромонаху Иоанну Савицкому, клюшником – монаху Августу, которым, будучи в своем послушании, смотреть и предостерегать своего, кому что поручено, накрепко. И для верности показанных в послушании привести тебе, протопопу, в церкви Божией к присяге с подписанием рук». По оставшимся делам Изюмскаго Правления видим, что с августа 1729 г. консистория писала указы в Святогорскую обитель опять на имя архимандрита Митрофана. Следовательно, Митрофан оказался правым; жалоба ж на его неумеренные поступки показала только не совсем покойный дух в некоторых из братии. Начальство, внимательное к достоинствам Митрофана, назначило его в архимандрита Курскаго Знаменскаго монастыря и в члена консистории; впоследствии же он был архимандритом Боровскаго монастыря.

В святогорском Синодике видим следующую записку: «сей нижеписанный род всечестнаго отца архимандрита Митрофана и с ним присланный уклад от Его Высокопреподобия тысяча рублей чрез господ Иоанна Иоанновича Шеина и Гавриила получил ради вечнаго поминовения в Успенском монастыре при бывшей тогда братии, и именно: наместнике иеромонахе Протасие, экономе иеромонахе Самуиле, екклисиархе иеромонахе Мардарие и прочих, 1763 г. июня 10 числа. То засвидетельствовал того ж монастыря архимандрит Рафаил Мокренский саморучным подписанием». Еще прежде того, а именно: в 1747 г. Митрофан (Шеинков), архимандрит Боровскаго монастыря, прислал в Святогорский монастырь великолепный, по тогдашнему времени, и тяжеловесный серебряный потир с дискосом, как говорит о том надпись на потире и дискосе».

Состоявшаяся в годы настоятельства архимандрита Митрофана, в 1732 г., перепись малороссиян (при майоре Хрущове) содержит сведения и о подданных Святогорского монастыря, живших в селениях, которые образовались на монастырской земле.

Благодаря такому довольно значительному количеству подданных обитель могла успешнее поддерживать свое хозяйство и развиваться. С подданных монастыря никаких денежных податей не собиралось: за право жить на монастырской земле они были обязаны выполнять для обители некоторые работы. По свидетельству одного из начальствующих в обители, монаха Пахомия, «с подданных онаго Успенского монастыря малороссиян денежных и прочих никаких доходов во оной монастырь не збирается, токмо означенные малороссияне на оной монастырь всякую временную работу работают, и кроме той работы никаких поборов со оных малороссиян не збирается, налогов… нету». При таких условиях, как отмечали сами крестьяне, работать на монастырской земле было выгоднее, чем на пана или на государство.

По переписи 1732 г. видим, что экономическое благосостояние монастыря поддерживалось следующими заведениями:

1) мельница на реке Оскол при местечке Цареборисове, где трудились 6 человек мужеского полу подданных обители;

2) стеклянный завод, построенный в 1720 г., имел при себе 23 человека;

3) винокуренный завод при селе Студенок в 4 казана, «на котором винокуренном заводе курят вина временно про расход онаго монастыря, а некоторые для продажи».

7. Святитель Иларион (Григорович) (настоятель Святогорского монастыря в сане архимандрита с 1733 по 1738 г..) родился 20 декабря 1696 г. в г. 
Соснице Черниговской губернии. Еще в юности, имея склонность к изучению наук, будущий святитель покинул родной дом и ушел учиться в Киев. По окончании обучения в Киевской Духовной Академии в 1721 г. он пожелал принять монашеский постриг в Киевском Братском монастыре. Пострижение его совершил учитель богословия, иеромонах Иосиф (Волынский). Тогда же инок Иларион получил должность учителя в Киевской Академии и трудился 4 года с усердием в этом звании. В 1726 г. отца Илариона рукоположили в сан иеромонаха и поставили префектом Харьковского коллегиума, где он преподавал риторику и философию, слыл одаренным Богом проповедником.

29 июня 1733 г. подвижник Божий Иларион был возведен в сан архимандрита и стал настоятелем Свято-Успенского Святогорского монастыря на реке Северский Донец. Ученый муж, отличавшийся духовными подвигами, оказался весьма требователен к себе и братии, от которой за это, как и его предшественник, архимандрит Митрофан (Шеинков), неоднократно подвергался неприятностям. Иеродиакон Иоасаф, сначала от себя одного, потом от имени братии, подал на архимандрита доносы в Белгородскую Духовную консисторию, обвиняя его в излишней строгости к нему, Иоасафу, и ко всей братии, а также в неправильных распоряжениях по монастырской экономии. Но Иоасаф, вызванный следственной комиссией в Белгород на допрос, бежал из консистории, а доверенные от всей братии – иеромонах Софоний, иеродиакон Арсений и монах Ефестион – объявили в консистории, что они решительно не знают никакой вины за архимандритом; причем иеромонах Мисаил прибавил, что он, хотя и умеет писать, но ни сам доноса не подписывал и не просил никого за него подписываться. Таким образом, правда скоро открылась, и уже в указе консистории от 10 февраля 1735 г. мы снова видим архимандрита Илариона (Григоровича) начальником Святогорского Успенского монастыря. Упоминается его имя и в указах 1736 и 1737 годов.

С 1738 по 1740 год архимандрит Иларион управлял Николаевской Белгородской обителью на реке Донец.

Подвижничество его на Московской земле началось со Звенигородской обители святого Саввы Сторожевского. Здесь он настоятельствовал до начала 1743 г., затем управлял Чудовой обителью в Московском Кремле, причем ему было назначено жалованья 300 р. в год из сумм Московской типографии. В Москве архимандрит Иларион, несмотря на свою болезненность, кроме обычных настоятельских трудов занимался еще и ученой деятельностью. Он участвовал в проверке ранее исправленного церковнославянского текста Библии. В 1744 г. Синод предписывал ему «при слушании и исправлении Библии каждый день поутру и пополудни кроме недельных быть и слушание и исправление Библии иметь» вместе с архиепископом Московским Иосифом. За такой труд жалованье ему было повышено до половины архиерейского оклада, т. е до 750 р.

В том же 1744 г. архимандрит Иларион назначается настоятелем Воскресенского Ново-Иерусалимского монастыря на Истре, с прежним, «каковое за библейский труд получал», жалованьем, а в священнослужении ему было велено «облачение употреблять и мантию носить и место содержать по степени Чудова монастыря».

После смерти Преосвященнейшего Иосифа (10 июня 1745 г.) помощником архимандриту Илариону назначили учителя Московской Академии греческих школ иеромонаха Иакова (Блонницкого). Причем им было велено положить в основание исправленную и проверенную при Стефане Яворском Библию и только еще раз проверить те места, которые необходимо было бы исправить. 9 января 1747 г. архимандрит Иларион доносил Синоду, что для успеха дела обязательно нужен достоверный цельный библейский текст, находящийся в греческих кодексах, и просил освободить его от этого дела, потому что «труждающиеся при чтении библейском должны знать совершенно греческий язык, а он греческому языку не учился», а к тому же «через три года при той Библии труждающийся ослабел немало глазами и повседневно продолжающемуся через четыре-пять часов и больше тому чтению удовлетворить не может» – и просил отпустить его в Воскресенский монастырь с тем, чтобы ему было оставлено и жалование за труды по чтению Библии получаемое, понеже в Воскресенском монастыре пять только рублей определено в год архимандриту получать жалованья и больше приходу нет никакого». Синод исполнил его просьбу. Плодом деятельности архимандрита Илариона были 290 тетрадей, заключавших в себе исправленный им библейский текст. Проверка с участием членов Синода длилась несколько лет, и в 1751 г. эта, так называемая «Елизаветинская Библия», вышла из печати.

22 мая 1748 г. архимандрита Илариона хиротонисали во епископа Сарского и Подонского. На этой кафедре Владыка благополучно пас Христово стадо 12 лет и 7 месяцев.

О нестяжательности святителя Илариона во время его служения на архиерейской кафедре свидетельствует следующий случай. 13 января 1752 г. святитель приглашен был в Петербург на Синод для присутствия в качестве синодального члена (до этого Владыка заседал в Московской синодальной конторе). Однако денег у нестяжательного епископа не оказалось. На его донесение, что средств для поездки в Петербург нет, а Крутицкий архиерейский дом обременен более чем четырьмя тысячами долгу, из столицы от 23 февраля 1752 г. последовало укоризненное повеление: «Синодальному члену Преосвященнейшему Илариону в С.-Петербурге для присутствия в Синоде быть неотменно, а на представление его из Святейшего Синода отписать выговор с изъяснением, что он не для того в архиерея произведен, чтоб от неумеренных доходов долги наживать».

Разумеется, ни о каких «неумеренных доходах» святителя не могло идти и речи.

В Китаевой пустыни, недалеко от мест своих первых юношеских подвигов, епископ Иларион освятил деревянный храм во имя святителей Московских, построенный Киево-Печерским архимандритом Лукой (†30 марта 1761 г.). По благословению святителя Илариона был освящен придел во имя святого Пафнутия Боровского во Введенском соборе Оптиной пустыни.

Архипастырские труды епископа Илариона в Москве стяжали ему славу святителя богоугодной жизни, подвижника и молитвенника. Светильник и неустанный благовестник Московской земли, не оставлял он и ученых трудов. До нас дошло несколько его проповедей (в неделю 6-ю по Пасхе 1742 г., на Новый год 1747 г., на тезоименитство Императрицы Елизаветы 1748 г.).

«Божиим изволением, с подобающим христианским приготовлением, совершенным исповеданием и крепкой до самой кончины памятью», епископ Иларион почил в Бозе 3 декабря 1759 г. в 9 часов вечера. Владыку погребли в Москве, в архиерейском доме на Крутицах, в усыпальнице, находящейся под придельным Никольским храмом при Воскресенской церкви. Свидетели его праведных подвигов стекались во множестве к гробнице избранника Божия. До 1816 г. из стенного оконца можно было видеть эту открытую гробницу, к которой сходился народ. На стене перед его склепом находилась надпись, содержавшая сведения о жизни и подвигах угодника Божия. Имя святителя Илариона также включено в сословие святых и подвижников благочестия в земле Тульской просиявших (прославлен 22 сентября 1988 г.).

12 июля 2008 г. Украинской Православной Церковью святитель Иларион прославлен в лике местночтимых подвижников благочестия, «иже во Святых Горах на Донце» подвизавшихся.

8. Преподобный архимандрит Фаддей (Кокуйлович) родился около 1694 г. в селе Песочное Кашгорской протопопии Луцкой епархии в семье протопопа Лаврентия Степановича. Когда ему исполнилось 11 лет, он был отдан в Николаевский Мелецкий монастырь для обучения русской грамоте и латинскому языку, в 1709 г. перешел в Луцкую латинскую школу, через два года – в латинскую школу во Владимире-Польском, в 1713 г. – в Люблинскую школу и в 1715 г. – во Львовскую, которую окончил в 1719 г. Будущий подвижник успешно изучил греческий, латинский языки и ряд классических наук. В годы обучения окончательно выявилось призвание отца Фаддея к иноческому подвигу: в мае 1719 г. он поступил в число братии Елецкого Успенского монастыря, 13 сентября того же года пострижен в монашество, 9 декабря посвящен во иеродиакона и затем вскоре во иеромонаха. 6 октября 1721 г. за свою духовную мудрость и строгую подвижническую жизнь отец Фаддей назначается наместником Новгород-Северского Спасского монастыря, в сентябре 1722 г. – префектом и учителем риторики Черниговского коллегиума. В феврале 1725 г., по своему прошению, иеромонах Фаддей увольняется от наместничества и должностей по коллегиуму и отпускается на пребывание в Елецкий монастырь. Однако в августе 1730 г. он вторично назначается префектом и учителем риторики того же коллегиума. А 22 января 1732 г. вновь определяется наместником Новгород-Северского монастыря. В марте 1733 г. отец Фаддей был награжден саном архимандрита.

Однако вскоре время высоких должностей и наград сменилось для отца Фаддея временем терпения скорбей и гонений.

Десятилетний период правления Императрицы Анны Иоанновны (1730–1740 г..), названный «эпохой засилья немцев», был особенно тяжел для Русской Церкви, и чрезвычайно труден для монашества. Архиепископ Димитрий (Сеченов) писал: «Догматы христианские… в басни и ни во что поставили, святых угодников Божиих не почитали, предания апостольские и Святых отец отвергали. А наипаче коликое гонение на самых благочестия защитителей, чин духовный, – архиереев, священников, монахов мучили, казнили, расстригали…» Синод в тот период полностью подчинялся Кабинету Министров, которым правил Остерман; фаворит Императрицы Бирон распоряжался в Тайной канцелярии, орудием же их власти являлись ссылки, телесные наказания и эшафот. Тогда же пострадал и архимандрит Фаддей.

С 1734 по 1737 г.. отец Фаддей находился по ложному доносу под судом: обвинялся он в неслужении в Царские и викториальные дни установленных служб. Все это время архимандрит Фаддей содержался под караулом в Глухове, Чернигове и Петербурге при Синоде и Тайной канцелярии. По определению Синода от 3 февраля 1736 г. отец Фаддей отрешен от настоятельства; 27 июля 1737 г., по приговору Тайной канцелярии, наказан в Синоде плетьми и по указу от 31 июля отправлен в «смирения место», в распоряжение Белгородского архиепископа Петра.

Своими духовными дарованиями и незаурядностью отец Фаддей снискал особое расположение Преосвященного, который искренно верил в невиновность отца Фаддея и не поддерживал клеветавших на него. Зная его любовь к монашеству и опытность в монашеской жизни, Владыка Петр 24 февраля 1738 г. определил ему быть настоятелем Судженской Предтечевой пустыни. Через год, в тот же день, 24 февраля 1739 г., он был перемещен в Святогорский Успенский монастырь, где принял на себя обязанности настоятеля.

Послушание настоятеля – подвиг духовного пастырствования и бдения о душах – подвигло отца Фаддея на сугубое служение Церкви и вверенной ему обители, которая требовала многого: опытности как духовной, так и хозяйственной, экономической; знаний не только умственных, но и практических.

Ко времени настоятельского служения архимандрита Фаддея в Святогорской обители стали появляться несогласия между старшей братией, роптание и доносы на настоятелей. Вследствие того, что некоторые из братии не отличались высокими нравственными качествами и страдали недугами гордости и любоначалия, в 1728 г. Консистория предписала духовнику иеромонаху Анатолию «содержать монастырь и братию во всяком опасении, дабы сам и вся братия каждый в церковь Божию ходили непременно и в своем послушании были чинно, с прилежанием, неленостно и без роптания».

Наказание Божие за небрежение, страшный народный бич – моровая язва, раз уже посещавшая обитель, снова появилась в 1738 г. и с ужасающей силой опустошила монастырь. В конце древнего монастырского Синодика 1710 было записано: «1738 года в сей стране, грехов ради наших, попущением Божиим, мор начался, первее в Изюме от июня, и в прочих городах и селах, а в нашей Святогорской обители от августа, без знаков, от месяца октября 28 числа. Много братии, монашеского чина и бельцов умре до месяца ноября 10 числа. От ноября, Божиим милосердием и Богоматери, преста. И мы, обще, по благословению всечестнаго отца нашего Фаддея, архимандрита Святогорскаго Успенскаго, уписали братию и послушников, труждающихся в монастыре, не точию тех, что чрез многие лета, но тех что приходом в один день, сподобились Божией благодати, во святой обители сей, от временнаго жития погребены». Бедствия обители этим не ограничились: моровая язва открылась и в следующем году и произвела страшное опустошение среди братии монастыря. «В 1739 г., – так доносили Преосвященному Белгородскому, – в Святогорском монастыре была моровая язва; все иеромонахи, иеродиаконы и монахи померли, осталось только два монаха простых, лет по сту; а ныне в 1742 г. определены из монастырей два иеродиакона и пострижен в монахи попов сын крылошанин Паисий, искусный в грамоте».

Чума внесена была в слободские полки турецкой войной 1735 – 38 г.. За первые полгода болезнь истребила многие тысячи народа, так что от некоторых поселений почти ничего не осталось. В г. 
Изюме по ведомости 1732 г. при всех пяти городских церквах значилось 368 дворов (1591 душа муж. пола). Между тем в исповедной изюмской ведомости 1738 г. уцелевших прихожан показано всего лишь 253 души мужского пола и 278 женского. В документе 1739 г. о праздных местах сказано: «В городе Изюме Церковь Покрова Пресвятыя Богородицы без Священника, – а при ней оставшихся за моровою язвою 15 дворов, определен ставленник; Церковь Вознесения Господня без Священника, при ней оставшихся за моровою язвою 35 дворов, – определен ставленник». Чума наполовину сократила цареборисовский приход: из 1823 прихожан (849 муж. пола и 674 женского), посещавших Николаевский храм г. 
Цареборисова в 1737 г., до 1739 г. дожили только 417 мужчин и 368 женщин.

Опустошительной чуме предшествовало нападение татар, в 1737 г. разграбивших святогорский монастырь, а также поселения Изюмского полка. Вот лишь несколько примеров татарского злодейства в Изюмском уезде.

В ведомости о праздных местах 1739 г. показано, что церковь с. Левковка была без священника и при ней состояло 15 дворов. Однако за 6 лет до этого по ведомости 1732 г. при ней значился 41 двор. Из той же ведомости известно, что с. Кунье, где находилась церковь святителя Николая, имело 72 двора прихожан (180 душ муж. пола). Все они полностью истреблены татарами в 1736 г. Село Спеваковка разграблялось дважды: в 1736 и 1738 г.. В указе 1736 г. на имя изюмского духовного управителя находятся следующие сведения об этом селе : «… августа 17 дня сего года, Изюмскаго ведомства, в селах Заводах и Спеваковке храмы Татарами, по разорении тех сел обывателей, отперты и в них утварь и прочее к священнослужению потребное разорено и совсем ограблено, и по объявлению тех сел обывателей, лошадьми в тех храмех оные неприятели ездили». По ведомости 1732 г. при спеваковском Николаевском храме показано 129 дворов прихожан. По ведомости 1749 г. из них показаны только 12 дворов. В с. Заводы храм остался не только без священника, но и совсем без прихожан. Между тем в ведомости за 1732 г., после отделения от него в 1726 г. значительного числа дворов к спеваковскому храму, при заводском храме показано уже только 132 двора. В с. Комаровка татары сожгли церковь Успения Пресвятыя Богородицы, при которой в 1732 г. было 46 дворов прихожан, а осталось после их набега лишь 18. «Какое же ужасающее число исповедников имени Христова попалось в плен к врагам имени Христова!» – восклицал о том времени святитель Филарет (Гумилевский), приводивший в своем историческом описании вышеприведенные сведения о татарских нашествиях.

Насколько изможденной и нищей принял в управление архимандрит Фаддей Святогорскую обитель, видно из выданной по его просьбе святительской грамоты 1742 г.: «В том монастыре были хутора и мельницы, но в прошлом, 1737 году, от набегов татарских, и в 1739 году от моровой язвы, вовсе без остатку разорены и ныне обстоит крайнее убожество как в устроении церквей и келий, так и в прочих монастырских потребностях; а доброхотных дателей и ктиторов, за дальностию от Изюма и прочих городов, никого не имеется; а желает он, архимандрит, в монастыре церкви, келии и прочие строения возобновить».

С присущим ему усердием добрый труженик отец Фаддей приступил к устроению монастырских дел и улучшению церковного благочиния. Но только он начал восстанавливать перенесшую столько бед обитель, как по указу Синода от 14 января 1741 г. вынужден был отправиться в Москву: ему, известному своей образованностью, предписывалось участвовать в исправлении славянского перевода Библии. Тогда же отцу Фаддею временно, до окончания исправления, порученно управлять Московским Крестовоздвиженским монастырем. Отправившись в путешествие в мае, в конце июня того же года он прибыл в Москву и совместно с иеромонахом Кириллом (Флоринским) начал работу. Им необходимо было привести в порядок сделанные ранее исправления и, кроме того, сличить эти исправления и весь текст (кроме Псалтыри) с известными в то время греческими кодексами. Сличение это производилось с текстами Ватиканским, Комплютенским и Александрийским, с предпочтением, за некоторыми исключениями, последнего, «дабы разорения старой русской Библии текстом не учинилось».

К сентябрю 1742 г. работа была завершена, и отец Фаддей, собрав в Москве пожертвования в пользу разоренного Святогорья, снова возвратился в обитель.

Много здесь пришлось понести ему скорбей, забот и трудов. Если вспомнить, что в то время Изюм и другие поселения Изюмского полка также сильно пострадали и от татар, и от чумы, – и помощи ждать было неоткуда, – можно понять, как трудно приходилось архимандриту Фаддею, даже при всей его ревности, возобновлять монастырь. Однако составленная после его смерти опись монастыря показывает, что он успел возродить обитель, расширить новыми постройками, обогатить вкладами и пожертвованиями.

По описи 1758 года видим:

а)  в отличном устройстве экономические заведения монастыря;

б) в Успенском храме местные иконы Спасителя, Божией Матери и Пресвятой Троицы в серебряных ризах, пред Спасителем и Святой Троицей лампады серебряные, четыре кадила серебряные;

в) «на каменной башне деревянная церковь апостолов Петра и Павла с иконостасом: храм стоял на кладбище на берегу Донца, у подножья скалы, на вершине которой устроена меловая церковь святого Николая»;

г) «близ монастыря Святое место, на коем построена св. церковь, и в ней иконостас резной слесарной работы, не отделанный; не освящена»;

д) 6000 рублей денег российской монеты и 78 ефимков.

Благодаря одному из сохранившихся архивных дел за 1744 г. известно, что Святогорский монастырь занимался благотворительной и просветительской деятельностью: часть своих доходов обитель отдавала на содержание школ в окрестных селениях. В донесении епархиальному архиерею – митрополиту Белгородскому и Обоянскому Антонию – настоятель архимандрит Фаддей писал, что только разорение от татар и моровая язва 1737–1739 г.. воспрепятствовали обычным денежным вкладам со стороны обители на нужды духовного просвещения в Слобожанском крае.

Годы настоятельства архимандрита Фаддея в Святогорской обители совпали по времени с правлением Императрицы Елизаветы (1741–1761 г..), при которой Церковь и монашество могли, наконец, вздохнуть свободно после «засилья немцев». Однако во многих вопросах благочестивая Императрица осталась верна линии своего отца, Петра Великого. В частности, в отношении монастырей: в пору ее правления обители по-прежнему рассматривались правительством больше как социальные заведения и поэтому нередко служили приютами для инвалидов войны, престарелых солдат, душевнобольных и даже осужденных преступников (колодников). О том, что Святогорский монастырь не был исключением в этом плане, свидетельствуют документы Белгородской консистории. Приведем три из них:

  1. В 1750 г. в Белгородской Духовной консистории разбиралось дело одного люботинца, который выдавал себя «за упыря, способного узнавать дела сокровенныя». Местным знахарем оказался 15-летний сын бондаря Харьковского полка Нестор. По его показаниям, присланным в консисторию, местная жительница Евдокия Петернева научила его угадывать пропажу вещей по звездам. Начал этим заниматься Нестор в голодный 1748 год, когда его семья голодала. После объявления о своих талантах он получил приют и питание у люботинского сотника, но за все время жительства у него Нестор особых способностей в ведении сокровенного так и не проявил. Обман раскрылся. В марте 1751 г. консистория закончила рассмотрение этого дела и приняла решение об отправлении Нестора для исправления в Святогорский монастырь.
  2. Указом от 7 октября 1749 г. приказано за подделку паспорта иеродиакона Митрофана «за старостию и слабым здоровьем, лиша иеродиаконскогo и монашеского чинов, сняв клобук, учинить жестокое плетьми на теле наказание и сослать в ссылку в Святогорский Успенский монастырь, которого содержать в том монастыре во всяких монастырских трудах в оковах даже до кончания живота его из монастыря неисходно, и о том того монастыря архимандриту Фаддею Кокойловичу послать Ея Императорскаго Величества указ».
  3. В другом документе, подписанном святителем Иоасафом Белгородским, определялось: «… Чтобы той роскольничей ереси не разсевал и к своему погибельному пути никаго из правоверных не прельщал, сослать его, Чекменева, в Святогорский Успенский монастырь и содержать в том монастыре по смерть под крепким караулом в кандалах в особой тюрьме и никого к нему не подпускать…»

Строгость святителя к раскольникам была совершенно справедливой. Наглость их в те времена не имела границ: в Чугуеве, например, они открыто перекрещивали православных в раскол. Их суеверный фанатизм доходил до вооруженных восстаний. Незадолго до заточения раскольника Исидора (он же Чекменев), священник чугуевской Николаевской церкви Иоаким доносил консистории, что упомянутый раскольник, вместе с найденными у него раскольническими книгами, был отправлен в консисторию, но на дороге отбит у посланных неизвестными вооруженными дубьем и ружьями людьми, которые объявили, что будут убивать всякого, кто будет брать их братьев в суд.

Интересен и другой документ, свидетельствующий о тесной связи святителей Иоасафа и его близких родственников со Святыми Горами. В монастыре закончил свой жизненный путь его родной брат Михаил, третий сын Андрея Дмитриевича и Марии Даниловны Горленко. Он, как пишется в Житии святителя, «всецело отдался идее служения Богу и, приняв пострижение с именем Митрофана, управлял, в сане архимандрита, сперва Киево-Братским, а затем Киево-Выдубицким монастырями и почил на покое в Святогорском монастыре Харьковской губернии».

В то сложное и жестокое время Святогорская обитель служила приютом не только для сосланных: гонимые унией и католиками православные христиане также находили покой в Святых Горах. В 1748 г. архимандрит Фаддей принял в обитель вышедшего из-за польской границы иеромонаха Матронинского монастыря Вассиана. В сентябре этого же года святогорский настоятель просил Белгородского архиерея о дозволении священнодействия отцу Вассиану.

Иеромонах Вассиан показал в консистории, что в 1747 г. по прошению игумена Феодора он был посвящен во иеромонаха в г. 
Гущи Молдавской области Преосвященнейшим Иерофеем, епископом Гущским, и 8 мая ему дана этим Владыкой ставленная грамота, с которой он возвратился в Матронин монастырь и жил в нем до 1 августа 1747 г. Из-за гонений униатов на Православие он решил бежать в Россию, пришел в запорожский город Кодак, явился к запорожскому полковнику Ивану Лелеке и получил билет в Россию.

Едва начав восстанавливать запустелую обитель, архимандрит Фаддей с новособранной братией в полной мере испытали на себе недоброжелательство соседей: окрестное население стало посягать на земельные владения монастыря. Насколько серьезно и разорительно это оказалось для обители и каким насилиям подвергалась братия в то время, свидетельствуют архивные документы 1741–1753 годов.

В 1741 г. капитан соляных заводов Воронежского полка Алексей Ларионов со ста драгунами «с ружьями и барабанами», вырубил в монастырских лесах несколько тысяч деревьев сосны, ели, дуба, липы, тополя и осины. Капитан и драгуны остановились возле озера Пичужина в хуторе Осиновом, состоявшем из пяти хат, в которых жили монастырские подданные. Тут же, у озера, были построены две избы для монастырских рыболовов; в них обитали «для обереженья рыбной посуды, неводов и сетей» монах Митрофан Смолянский и подданный «черкашенин» Григорий. Последних драгуны выгнали из домов, а жителям хутора создали «великое утеснение, отчего хотят, оставя хатки, разойтися».

Кроме того, для устрашения братии монастыря капитан Ларионов и драгуны многократно приезжали в обитель, сопровождая каждый свой визит оглушительным барабанным боем.

Через три года на монастырские земли с целью грабежа вторглись маяцкие казаки.

В 1749 г. управитель г. 
Маяк Афанасий Нечаев с жителями и казаками, «уповая на своих тогдашних старшин и начальников, подозревающих, что якобы он, монастырь, за отдалением их главных правительств искать и просить за обиды свои не будет… начали было с принадлежащих монастырских жалованных дач и всяких угодей себе приурочивать, а на монастырской земли хлеб сеять и сено косить, лес рубить и хутора и пасеки строить и заводить».

Архимандрит Фаддей, прося защитить Святогорскую обитель, писал о причинявшихся обидах в Бахмутскую провинциальную и Воронежскую губернскую канцелярии. Из губернии в Бахмут был прислан указ, по которому велено впредь «полковника и ротмистра маяцких и торских казаков и однодворцев до таких своевольных оному монастырю наглых обид и разорений отнюдь не допущать, и в том им накрепко запретить и для охранения, дабы тому монастырю в дачах их от помянутых казаков напрасной обиды и разорения чинено не было, Бахмутской провинциальной канцелярии определить двух человек из отставных на коште оного монастыря, дабы впредь от того монастыря жалоб не происходило».

Подобный указ был прислан бахмутскому коменданту Хрущову: за разоренный монастырский хутор и избиение табунщика с обидчиков взимался денежный штраф в размере 18 рублей 50 копеек; казачьи пасеки и хутора, поставленные на монастырской земле, предписывалось снести на маяцкую сторону.

Получив указ, маяцкий управитель Нечаев и жители признали свою вину, помирились с обителью, а хутора обещали перенести в свои владения, и также «под немалым штрафом подписью обязывались, чтоб по тому ж в вышеписанные монастырские дачи не вступать и не въезжать своевольством своим, монастырской земли не распахивать и никаким хлебом не засевать, и сенокосных лугов не косить, и наглых обид и разорений не чинить».

Командовавший Украинской линией обороны генерал-лейтенант Лукин, узнав от архимандрита Фаддея о том, что в своевольном захвате монастырских угодий участвовали отставные казаки Бахмутского конного казацкого полка, и получив подтверждение словам отца архимандрита от посланных на место свидетелей, своим указом запретил маяцким казакам вступать в монастырские владения и заводить в них свои хутора и пасеки без дозволения монастыря. Генерал обязал всех живших в Маяках старшин и казаков дать об исполнении указа соответствующие подписки, и подписки прислать к нему.

Но казаки, при попущении бахмутского полковника Шабельского, по-прежнему вторгались в монастырские владения. Полковник объявил, что монастырские сенокосные луга за рекой Нитриусом на Климовой поляне и за Становым озером принадлежат г. 
Маяк. По его указу маяцкий ротмистр Москвитинов, собрав казаков и однодворцев, вступил в сенокосные луга и выкосил немало монастырского сена – около 500 копен, и еще несколько сотен собрал в стоги.

Возмутившись самочинством казаков, генерал-лейтенанты Лукин и Чернцов писали в Бахмут к Шабельскому, чтобы скошенное на монастырской стороне сено «неотменно» было отдано во владение Святогорскому монастырю. Обличая самоуправство полковника, они предписывали ему «впредь оных маяцких казаков в монастырские дачи и всякии угодии отнюдь не допущать, дабы от них монастырь владением в своих дачах всякими угодии отныне впредь был свободен и никакого б препятствия от него, Шабельского, как ныне им маяцким казакам послабления и от того напрасных следствий и излишних переписками затруднения чинено не было, под опасением старшине надлежащего и неукоснительного штрафа, а казакам жестокого наказания».

Как и казаки, некоторые обыватели г. 
Маяк, при попустительстве маяцкого управителя Афанасия Нечаева, по-прежнему продолжали своевольничать, захватывая монастырские земли. Вслед за ними и прочие маячане за рекой Нитриус дерзали на монастырской стороне косить сено, пахать землю и пользоваться монастырскими угодиями, причиняя обители «немалые обиды и утеснения». Так, в апреле 1753 г. маяцкие жители в урочище возле Сидоровой Луки вырубили почти весь монастырский межевой лесок.

В июле 1753 г. Бахмутская провинциальная канцелярия по прошению архимандрита Фаддея прислала управителю Нечаеву повторный наказ с требованием прекратить разорение монастырских земель. В ответ на это дерзкий управитель приказал однодворцу Ефиму Мусалову собрать людей для расправы с неугодными ему монахами. Более двадцати человек «с ружии, копии и с цепами» во главе с Мусаловым вторглись в монастырские имения за р. Нитриус и озером Становым, «посланного… для смотрения за сенокосцами монаха Данила били смертным боем и руки переломали, и сенокосцев с тех монастырских дач забили, а сено выкосили, а выкошенное сено того монастыря зграбили в копны и многое число с поля увезли воровски в дома свои».

Осознавая неизбежность наказания, пришедшие в себя после припадка гнева управитель Нечаев и Ефим Мусалов «с товарищи» решили хитростью избавиться от ответственности за учиненное зло. Они подали в Бахмутскую провинциальную канцелярию лжесоставное донесение, в котором писали, что якобы никто из них в земли и угодия Святогорского монастыря не вступал, а владеет только теми землями, что даны им по грамоте 1678 г., хотя на самом деле по упомянутой грамоте спорная земля за рекой Нитриусом принадлежала монастырю.

Однако бахмутские чиновники, видимо, не лишенные соответствующей мзды со стороны Нечаева, закрыв глаза на преждеприсланные ордера генерал-лейтенантов Лукина и Чернцова, а также «позабыв» о взятой с маяцких жителей подписке о «невступании» и мировой челобитной, руководствовались только последним ложным донесением: они составили указ, которым монастырские земли передавались маяцким обывателям.

Получив необходимый документ, управитель Нечаев с жителями, вооруженными «дубьем и цепами и прочии оружии», снова появился в монастырских владениях. Всего за два грабительских наезда им было перевезено в Маяки 5500 копен сена, накошенного монастырскими работниками.

Кто знает, сколько бессонных ночей провел архимандрит Фаддей в молитве к Богу о примирении враждующих со святой обителью, сколько скорбных вздохов испустил он, видя такие несправедливые притеснения и насилия над немногочисленной, только что собравшейся монастырской братией, сколько слез пролил он, убеждая корыстных захватчиков не прикасаться земли, данной в удел Божией Матери и Ее святой обители?

Молитвы отца Фаддея были услышаны Богом: после его жалобы в высшие инстанции из Воронежской губернской канцелярии пришел новый указ, лишивший силы последний документ из Бахмута. Губернская канцелярия строго предписывала дерзким жителям в непродолжительное время снести их хутора в их маяцкие владения, для чего выделялся нарочный обер-офицер с командой. Снова были подтверждены границы «владений Святогорского монастыря, а маяцким жителям указом велено ни под каким видом не вступать и не въезжать и своевольством своим монастырской земли не распахивать и никаким хлебом не засевать, и в сенокосных лугах ныне и впредь сена не косить и обиды и разорений монастырю не чинить», а владеть им землями, данными государевой грамотой 1678 г. Причем обиды, нанесенные монастырю кошением сена и вырубкой леса, маяцкие жители, обязанные подпиской, возместили сполна под контролем принужденной к этому Бахмутской провинциальной канцелярии.

На какое-то время обитель могла вздохнуть свободно: маяцкие обыватели уже не осмеливались открыто и дерзко грабить монастырские угодья. Однако, как видно из сохранившихся архивных дел, строгий указ недолго имел силу: впоследствии снова возникли те же самые земельные споры.

Архимандрит Фаддей известен не только как благоустроитель и украситель Святогорского монастыря, но и как строгий подвижник, истинный монах и любитель монашества.

Попечительный архимандрит словом, жизнью и примером воодушевлял братию к трудам и духовно-нравственному совершенствованию, которое всегда стояло у него на первом плане.

Одним из плодотворнейших направлений в деятельности отца Фаддея была его забота о возрождении настоящей монашеской жизни. Душа его искала высших духовных подвигов и жаждала пустынной жизни по тому образу, какой начертал святой апостол Павел: «Проидоша, – говорит он, – в милотех и в козиях кожах, лишени, скорбяще, озлоблени: их же не бе достоин весь мир, в пустынех, и в горах, и в вертепех, и в пропастех земных» (Евр. 11, 37–38). Но волей Божией поставленный на должность настоятеля он не имел возможности сам полностью предаться молитве и аскетическим подвигам уединенной жизни, и его пустыннолюбивая душа обратилась к братии, желая хотя бы им создать условия, удобные для уединения, молитвы и созерцания духовного мира. Будучи сам строгим подвижником благочестия, он тому же учил и братию, стремясь привить им любовь к отшельничеству, уединению и молитве.

Благодаря ему появились по ущельям Святых Гор отшельники, а на монастырских хуторах – скитники, и обитель снова процвела духовными подвигами своих иноков.

Для любителей молитвенного уединения в нескольких километрах от монастыря, на так называемом Святом месте, отец Фаддей устроил монастырский скит. Он был с 3-х сторон окружен лесистыми горами и устроен в малозаметном и тихом месте, удобном для подвигов безмолвия. Существует предание, что сюда, вероятно вследствие частых татарских нападений, хотели даже перенести весь монастырь. В скиту отец Фаддей построил деревянную церковь с иконостасом «резной слесарной работы», однако освятить ее не успел, так как вскоре скончался.

Таким образом, в дни настоятельства архимандрита Фаддея Святогорская обитель была устроена не только внешне, но и внутренне. Заведенные отцом Фаддеем 3 рода монашеской жизни: общежительный, скитской и отшельнический – красноречиво свидетельствовали о его высокой духовной настроенности, глубоком понимании монашеского подвига и любви к монашеству.

Скончался блаженный труженик архимандрит Фаддей после 20 лет настоятельского служения обители 25 мая 1758 г. По сохранившемуся преданию, преподобного Фаддея похоронили на кладбище возле церкви святых Апостолов Петра и Павла. Впоследствии на этой усыпальнице сделался провал в одном склепе и люди видели сохранившихся нетленно трех лиц в митрах, одним из которых, возможно, был архимандрит Фаддей.

Почитание архимандрита Фаддея народом в лике подвижников благочестия засвидетельствовал в XIX веке святитель Филарет (Гумилевский) в своем описании Святогорской обители.

Высокие его нравственные качества, святость жизни, пример строгого подвижничества – все это осталось в памяти народной, которая чтит архимандрита Фаддея как угодника Божия даже до сего дня.

12 июля 2008 г. Украинской Православной Церковью архимандрит Фаддей (Кокуйлович) прославлен в лике местночтимых подвижников благочестия, «иже во Святых Горах на Донце» подвизавшихся.

9. Преподобный архимандрит Рафаил (Мокренский) до своего назначения в Святые Горы был известен как префект и с 1753 года ректор Харьковского коллегиума. Волей Божией он, образованный и благочестивый, в июне 1758 года в сане архимандрита стал настоятелем пустынного Святогорского монастыря. Новое послушание подвигло его на более трудное и жертвенное служение Церкви и вверенной ему обители, которая благодаря ему особенно прославилась церковным благочинием и примерами истинно монашеской жизни.

Народная память чтит архимандрита Рафаила как строгого подвижника благочестия и к его времени относит цветущее состояние обители по духовной жизни. Современники свидетельствовали, что в его время жило много скитников на монастырских хуторах и по ущельям Святых Гор.

К чести архимандрита Рафаила как настоятеля, несмотря на общий упадок монашеской жизни в ХVIII веке, на Святых Горах при его управлении поддерживались 3 вида монашеской жизни: общежительный, скитской и отшельнический. Это само по себе говорит о его духовной настроенности и глубоком понимании монашеского подвига.

Архимандрит Рафаил известен не только как возродитель духовной жизни на Святых Горах. Опасность татарских нападений принудила его заниматься и строительной деятельностью: отец Рафаил продолжил обустраивать основанный его предшественником скит Святогорского монастыря, называемый Святым местом. В одно время, как и при архимандрите Фаддее, туда хотели перенести и весь монастырь, вероятно, из-за татарских разорений. Поэтому для удобства обороны обители между лесистых гор протянулся оборонительный вал и появилась площадка в виде батареи, следы которой заметны до сих пор.

«Это была действительно батарея, – говорил архимандрит Арсений (Митрофанов) А. Н. Муравьеву, – ее устроил усердный инок Иаков-пушкарь, как его называли по прежнему ремеслу, лет за сто тому назад, при архимандрите Рафаиле, одном из последних и самом именитом по своей добродетели. Должно предполагать, что не без причины протянут был этот вал в лесной чаще, от горы и до горы поперек ущелия; оне сходятся позади скита, образуя треугольную площадь, отовсюду огражденную; опасность от набегов крымских, вероятно, вынудила скитников позаботиться и физическим укреплением места духовных своих подвигов. Тут обнаруживается, какими средствами владела тогда обитель, если под руководством пушкаря инока могли срыть целую гору, чтобы завалить овраг для сооружения этого вала; хотя он отчасти осыпался, но еще сохранился крутой обрыв и над ним высокая терраса для новаго скита».

Святогорская обитель, обустроенная еще в предшествовавшие годы, при архимандрите Рафаиле была довольно богатой; сам же настоятель, напротив, мог похвалиться своей христоподражательной нищетой, которая стала особенно явна для всех после его смерти. «1765 года февраля 10 дня, – писал в Изюмскую полковую канцелярию наместник обители иеромонах Иоанн, – Святогорского Успенского монастыря архимандрит Рафаил (Мокренский) волею Божиею от сея временная жизни преставился и … по себе… ничего с имущества своего не оставил, все при жизни своей беднякам и неимущим раздал».

Блаженнопочивший архимандрит Рафаил положен был в Петропавловском храме, незадолго до этого им же построенном по благословению Преосвященнейшего Иоасафа (Миткевича), епископа Белгородского.

Интересное свидетельство имеется в историческом описании Святогорской пустыни, сделанном Григорием Кулжинским: «В недалеком расстоянии от подошвы Святогорской скалы, к западной стороне от монастырской ограды, есть другая усыпальница, древнейшая: она занимает ровное пространство длиной в 50 и шириной в 25 сажень. Посреди этой усыпальницы стоит каплица (часовня) на месте Престола бывшей здесь некогда Петропавловской церкви. Между могилами на этой усыпальнице находится могила строгого подвижника, архимандрита Рафаила (Мокренского). Уже в позднейшее время на этой усыпальнице сделался провал в одном склепе, и люди видели покоющихся трех лиц в митрах».

По свидетельству архимандрита Арсения (Митрофанова), над местом, где было это древнее кладбище, хранившее кости святых подвижников, в ночное время проходившие мимо братия видели иногда тусклые огоньки.

Многие из святогорской братии приходили поклониться могиле знаменитого архимандрита Рафаила, память которого всегда благоговейно чтилась местными жителями. И хотя не сразу после возобновления Святогорской обители над местом покоя блаженного труженика был поставлен крест, они, зная добродетель почившего, старались обходить святое место его могилы так, чтобы не попирать его ногами, надеясь, что в будущем здесь вновь поставят храм святых Первоверховных Апостолов и эта могила примет почетный вид.

К сожалению, в советские годы Петропавловское кладбище полностью срыли безбожные власти. В настоящее время на месте кладбища установлен памятный деревянный крест.

Несмотря на то, что всепоядающее время и злые люди уничтожили все кладбищенские памятники, но в душе и сердце русского православного народа память о святогорских подвижниках не изгладится во веки.

12 июля 2008 г. Украинской Православной Церковью архимандрит Рафаил (Мокренский) прославлен в лике местночтимых подвижников благочестия, «иже во Святых Горах на Донце» подвизавшихся.

10. Архимандрит Лаврентий (Кордет) (игумен Святогорского Успенского монастыря с 1765 по 1766 г.. и с 1768 по 1770 г..) родился на Слободской Украине в 1720 г. Из казацкого «военного сословия»; образование получил в Киевской Академии, после которой был определен в Харьковский коллегиум учителем риторики и поэтики, в 1758 г. сделан префектом и в степени профессора преподавал философию. В 1756 г. пострижен в монашество, в 1760 г. возведен в сан игумена и назначен сначала в приписанную к коллегиуму Озерянскую Богородичную пустынь, а затем в 1765 г. в Святогорский монастырь.

В марте 1765 г. Преосвященный Порфирий, епископ Белгородский, член Святейшего Синода, писал из Петербурга: «Разсуждали мы о Святогорском монастыре, в котором сего года февраля 10 дня архимандрит Рафаил Мокренский преставился, и в оном монастыре настоятеля не находится, приказали: в Святогорский Успенский монастырь довольно потрудившагося в Харьковских училищах префекта, игумена Лаврентия Кордета определить, и быть ему игуменом; до будущей вакации ему в коллегиуме преподавать философию, а на место его префектом быть Судженской Предтечевой пустыни игумену Филарету Финевскому, которому преподавать школу философии по прошествии вакации с сентября месяца».

Игумен Лаврентий Кордет был близким приятелем известного украинского поэта и философа Григория Сковороды. Последний чтил отца Лаврентия как учителя, приходил к нему в гости в монастырь. В 1765 г., в связи с переездом Кордета в Святые Горы, Сковорода пишет письмо Иову Базилевичу, новому префекту Харьковского коллегиума, в котором весьма высоко оценивает игумена Лаврентия. «Поздравляю ж Вас, – писал он, – с не совсем еще минувшим праздником, а паче пожеланним отсутствием его высокопреподобия достопочтенного нового Святогорского игумена отца Кордета.

Думаю, что всяк честной ученик поболит сердцем о лишении таковаго и толикаго уда. Но что делать? Сего требовали мужа сего толикии заслуги.

… Непрестанно в школах, храмах проповедывал, наставлял непросвещеную и свецкими мнениями ослепленную юность студентскую словом и житием и, будучи родниохенкий ученик любви насадителя Христа, везде и всегда, аки гром, гремел о согласии и конкордии, найпаче в компаниях.

Что до меня касается, то я сего чистосердечного мужа уподобил бы святому пророку Ионе, кой извержен в демонстроительные волны, целому училищному кораблю благотишие, а его навклиру породил облегчение. Ибо он, кроме того, есть весьма просвещенный в экономике муж, при этом смыслит арифметику и географичны науки кратко сказать способный одновременно и к наукам, и к практическим делам, к войне и к покою, к Богу и к миру.

Рассевая на все стороны ползу, аки солнце лучи, был он и мне пробным камнем к распознанию некоторых людей, коих бы мне никогда не узнать, каковы они, если б не его с ними дружба. Подобно к подобному ведет Бог.

О философских его суптильностях, даже до четвертого неба проницающих, нет чего уже и говорить».

Игумен Лаврентий недолго был настоятелем Святогорской обители: в 1766 году он переведен настоятелем в Белгородский Николаевский монастырь с увольнением от должности префекта и с назначением присутствующим в епархиальной консистории. 17 августа 1767 года отец Лаврентий уволен «по непорядочным поступкам» от присутствия в консистории. И через некоторое время определен снова настоятелем в Святогорский монастырь: начальствующим в обители мы его видим по документам 1769 года. В июле этого года разбойническая партия «харцызов» в числе 30 человек с кольями и ружьями, под предводительством Полтавского полка жителя Ивана Филенко и жителя донской станицы Ровновой Ивана Орленко, переправившись через Донец, ограбила монастырский хутор, стоявший на реке Нитриус. Из монастырского табуна «харцызы» забрали 11 лошадей и 6 лошадей хуторских мужиков. Несколько лет разбойники, при попустительстве местных властей, производили грабежи в окрестностях Святогорского монастыря.

В апреле 1771 г. сотник Изюмского полка Александр Юрьевич Розалион-Сошальский, узнав, что разбойничья шайка укрылась в одном из буераков его имения, собрал из ближайших поселений множество вооруженного народа и вместе с отставным вахмистром Николаем Ляшенко пошел на злодеев, которых насчитывалось всего 12 человек. Разбойники были страшны для суеверного простонародья: невежественные люди верили, что они владеют непобедимыми чарами. Это стало причиной того, что едва шайка выскочила из леса с криком и ее предводитель Филенко выстрелом из ружья смертельно ранил в голову сотника Розалион-Сошальского, и тот упал, как вся вооруженная толпа разбежалась. Сотник был поднят своим слугой и перевезен в дом, где через несколько часов умер. Дом и все его имущество бандиты совершенно разграбили, а жена с малолетними детьми едва спаслась, спрятавшись в Юрьевской церкви.

В 1768 году епископ Белгородский Порфирий ходатайствовал о возведении игумена Лаврентия в сан архимандрита, «понеже он довольно трудился в Харьковском коллегиуме, обучал школы пиитики, риторики два курса, философии шесть лет, кроме проповедей всякой недели и каждого праздника катехизис ученикам и народу, також Священное Писание изъяснял», но ходатайство осталось без последствий.

В 1770 году Белгородский епископ Самуил ходатайствовал о назначении игумена Лаврентия настоятелем Харьковского Покровского монастыря и ректором Харьковского коллегиума, так как «заступить это место из всех его епархии учительных настоятелей никто лучше и справедливее не может, Лаврентий же достоин того звания и по летам, и по честному своему состоянию, а паче по отличным своим дарованиям и способности к обучению в богословии и к сказыванию проповедей с пользою и удовольствием слышащих, в чем он (Преосвященный) чрез целый год свидетельствован, чего ныне и губернская Слободская Украинская канцелярия в рассуждении обстоятельств воинских и по причине главного губернского тамошнего правительства в городе Харькове состоящего письменно от него (Преосвященного) наиприлежнейшим образом требует».

16 июля 1770 года игумен Лаврентий переведен в Харьковский Покровский монастырь, а 8 сентября того же года посвящен в сан архимандрита. Будучи ректором коллегиума и выдающимся по своему времени церковным оратором, архимандрит Лаврентий обращал особое внимание на составление и произнесение студентами коллегиума проповедей. В числе оставшихся после его смерти бумаг сохранилось несколько томов рукописных проповедей его студентов.

Как человек по своему времени образованный и интересовавшийся светской литературой, архимандрит Лаврентий, по поручению своего начальства, принимал живое участие в работах по составлению географического словаря, предпринятых Вольным российским собранием при Московском университете; за свои труды отец Лаврентий избран членом Вольного экономического общества.

В октябре 1775 года архимандрит Лаврентий был уволен от должности ректора Харьковского коллегиума и определен настоятелем Курского Знаменского монастыря, где и скончался 18 мая 1781 года.

11. Архимандрит Матфей (Млодзинский), член Белгородской консистории, упоминается как настоятель Святогорского монастыря в указе консистории от 2 июля 1766 г. Архимандрит Матфей был сыном ольшанского священника. Однако по его дворянской фамилии видно, что он происходил из знатного сословия. Из Жития святителя Иоасафа Белгородского известно, что в 1755 г. отец Матфей являлся наместником Белгородского кафедрального собора. Ему в сонном видении предстал почивший святитель и высказал свое сожаление о том, что тело его, из-за отсутствия Преосвященного Иоанна (Козловича), остается непогребенным. В июле 1766 г. архимандрит Матфей был переведен из Куряжского монастыря во Святые Горы.

12. Игумен Сильвестр (Кияновский) в указе консистории от 28 августа 1767 г. упоминается как настоятель Святогорского монастыря.

Известно, что в Святогорском монастыре еще в XVIII веке начала складываться своя провинциальная школа живописи и резьбы по дереву. При игумене Сильвестре в монастыре долгое время работал известный украинский живописец Василий Рудецкий, своими трудами вошедший в историю украинского искусства. В храме села Малиновка, около Чугуева, в XIX веке находилась икона святого Апостола Андрея с его святыми мощами. Икона эта имела следующую надпись: «Сии части святых мощей даны мне, Василию Рудецкому, в благословение от игумена Святогорского Сильвестра (Кияновского), и мною ж грешным принесены в сей храм святого Архистратига Михаила 1767 г. июня 24 дня». Рудецкий был благочестивый и искусный живописец, безмездно написавший иконостас Малиновского храма. По местному преданию, за свои безмездные труды, совершенные во славу Божию, он в Святогорской обители получил святые мощи.

Игумен Сильвестр, как и настоятели до него, много претерпел скорбей от окрестных жителей, посягавших на монастырские земли. В сентябре 1767 г. управитель городка Маяк Пугин с маяцкими однодворцами просил Бахмутскую провинциальную канцелярию о новом размежевании земель между жителями г. 
Маяк и Святогорским монастырем, подданных которого он обвинял в неправильном и насильственном завладении маяцкой землей, в нападениях на жителей, грабеже накошенного сена.

В то же время братия Святогорского монастыря свидетельствовала о другом. В канцелярском промемории 1767 г. приводится одна из жалоб святогорского настоятеля: «А Святогорского ж монастыря игумен Селивестр з братиею неоднократно, еще прежде их жалоб, поданными в Бахмутскую городовую канцелярию доношениями прописывали, что означенного де городка Маяк однодворцы и Бахмутского конного казацкого полку казаки и их свойственники самовольно в монастырские дачи въезжают и без всякого дозволения пашут землю и засевают хлебом, тоже рубят лес, косят сено и для пазбы на монастырские дачи гоняют всякой скот, и тем скотом посеянной монастырскими поданными хлеб и сенокосныя луги выбивают, и тем монастырским поданным чинят немалую обиду».

Канцелярия была в замешательстве – кому верить? Неоднократно присылавшийся из канцелярии земский комиссар Дугоров, как и другие «главные команды», имел «немалые затруднения, и разобрания оного разбору и успокоения чрез несогласие всех сторон учинить не мог». За новое межевание взялся бахмутский капитан Нилов, но, к сожалению, о его деятельности в архиве не сохранилось никаких сведений. Можно предположить, что его попытка также была неудачной: в 1785 г. межа между монастырскими землями и землями г. 
Маяк признана неправильной. По указу Азовской губернской канцелярии эту межу уничтожили, и монастырь стал пользоваться землей по прежнему его владению.

13. Архимандрит Феофан (Феодоровский) многими авторами XIX века называется последним святогорским настоятелем, несмотря на то, что после него Святогорским монастырем управляли поочередно еще два архимандрита: видимо, за краткое время своего настоятельства (около полутора лет) они не успели оставить заметного следа в истории Святых Гор. В отличие от них, архимандрит Феофан пробыл в Святогорском монастыре около 15 лет и украсил его многими новыми каменными постройками. Известен он был и своей плодотворной хозяйственной и экономической деятельностью во благо обители. В то же время отец Феофан внимательно следил и за внутренней духовной жизнью вверенной ему братии. По отзывам современников, он слыл строгим ревнителем иноческого благочиния и мужем жития благочестивого.

Об архимандрите Феофане (Феодоровском) известно, что до назначения в Святые Горы он в течение 11 лет преподавал богословие и являлся префектом Харьковского коллегиума. В 1764 г. еще в сане игумена он был переведен из упраздненного Ново-Оскольского Преображенского монастыря настоятелем в Старо-Харьковский Куряжский. В 1770 г. назначен настоятелем Святогорского Успенского монастыря. По Императорскому указу отец Феофан передал Старо-Харьковский монастырь архимандриту Наркиссу Квитке и уехал в Белгород для произведения в архимандрита.

Несчастия постигли отца Феофана еще до прибытия его в Святые Горы. В ноябре 1770 г. архимандрит Наркисс, поверив ложному донесению старо-харьковского иеродиакона Никанора, оклеветавшего отца Феофана в присвоении монастырской суммы в размере 200 рублей, писал об этом в Белгород Преосвященнейшему епископу Самуилу. В свою очередь архимандрит Феофан обвинил архимандрита Наркисса в удержании оставленного в Старо-Харьковском монастыре собственного, Феофанова, имения на 154 рубля и продаже личной лошади.

Преосвященнейший велел удержать архимандрита Феофана в Белгороде до тех пор, пока не прояснится дело и пока не закончат описи Старо-Харьковского и Святогорского монастырей. По неизвестным причинам отец Феофан уехал в Святогорский монастырь «для освидетельствования с честнейшею того монастыря братиею и принятия от них церковнаго и монастырскаго имения». При этом он не подал в консисторию требовавшихся рапортов, которые снова спрашивал у него секретарь епархии по возвращении его в Белгород в июне следующего года: тогда он также неожиданно, несмотря на благословение Преосвященного остаться, отбыл в обитель. Узнав о непослушании святогорского настоятеля, епископ Самуил указом велел отцу Феофану немедленно вернуться в Белгород, а управление Святогорским монастырем поручил эконому иеромонаху Иоанну (Будянскому). По болезни отец Феофан не мог выехать сразу, а когда выздоровел и был в Белгороде, то не застал там Преосвященнейшего, который по указу Святейшего Синода отлучился в Крутицкую епархию. Ни с чем архимандрит Феофан вернулся в Святогорскую обитель.

Так началось недоразумение, на разрешение которого понадобилось около десяти(!) лет. В течение этого периода архимандрит Феофан находился под следствием, а Святогорским монастырем, по благословению епископа Самуила, управлял эконом иеромонах Иоанн (Будянский), хотя на самом деле все в обители подчинялись отцу Феофану.

По преданию, архимандрит Феофан был строгим ревнителем иноческого благочиния и проводил очень благочестивую жизнь. Уважая отца Феофана, прославившегося своими добродетелями еще в Харькове, святогорская братия, невзирая на указ Преосвященного, по-прежнему считала его своим настоятелем и во всех нуждах обращалась к нему; также и отец Феофан ревностно заботился о вверенной его попечению обители. К примеру, за первые три года настоятельства он многое исправил в монастырской экономии, привел в хорошее состояние мельницы под Купянском и на реке Студенке (построил мельничные амбары и покрыл их гонтом, запас довольное количество кирпича (до 150 тысяч) и извести (750 четвертей) для окончания начатой его предшественниками каменной колокольни и постройку новых пекарни и кухни.

О беспорочном поведении и ревности отца Феофана к монастырским трудам свидетельствовала его братия в Старо-Харьковском монастыре. После трех лет его настоятельства во Святых Горах единодушно с ними свидетельствовали и святогорцы: «Архимандрит с начала своего пожалования в 1770 году в сей Святогорский монастырь настоятелем правил монастырем по порятку, касавшемуся до внутренности монастыря, во всем сходственному с узаконениями и правилом святых отец; и не осталось с поступок его, Архимандрита, таковаго, которое б по отбытии его в порок вменить можно было, разве по безсовестию или неправде взносить на человека невинне клевету».

Консисторские же указы в течение 10 лет приходили на имя иеромонаха Иоанна (Будянского), который, к тому же самочинно, не по решению старшей братии принял на себя казначейскую должность.

Результаты следствия, окончившегося в 1780 г., показали, насколько незначительно было дело: вызванные в консисторию архимандриты Феофан и Наркисс испросили друг у друга прощение «с сознанием своей погрешности и преобидения судебнаго места, а о нечинении того впредь» с них взяты письменные обязательства. С архимандрита Феофана в казну Куряжского монастыря взысканы 50(!) копеек, с архимандрита Наркисса – личные вещи архимандрита Феофана «натурою или деньгами, чего стоят, буде оных по долгопрошедшему времени ныне нет на лицо».

Больше пострадали другие лица, также связанные с этим делом: казначей Старо-Харьковского монастыря иеромонах Киприан за утрату строевых книг подпал запрету в священнослужении на один год; лжесвидетель иеродиакон Никанор сослан в Аркадиеву пустынь «на монастырские труды» с запретом в священнослужении на один год; эконом Святогорского монастыря иеромонах Иоанн (Будянский) «в пресечение видимаго между им и настоятелем несогласия» и за самовольное вступление в казначейскую должность переведен в братство Харьковского училищного Покровского монастыря, а на его место поставлен из упомянутого Харьковского монастыря иеромонах Иоиль (Оржельский).

Таким образом, только через 10 лет официально, «на указном основании», архимандриту Феофану вновь был поручен Святогорский монастырь «в смотрение». По существу же все это время он управлял им безукоризненно и по достоинству.

С 1769 г. много бед и разорений претерпела Святогорская обитель и окрестные слободские жители от разбойников, называвших себя «гайдамаками» или «харцызами».

Несмотря на недоброжелательство со стороны соседей, Святогорская обитель в годы настоятельства архимандрита Феофана расширилась новыми постройками. Академик Санкт-Петербургской Академии наук И. А. Гильденштедт, посетивший монастырь в 1774 г., сделал следующую запись в своем дневнике: «От станции Голой Долины я проехал 9 верст почти прямо на восток по южной опушке Теплинского леса до Святогорского монастыря. Правый берег Донца в этом месте очень крут и представляет меловой кряж вышиною саженей в 40. Сверху идет узкая очень крутая дорога к Донцу, на берегу которого у подножия крутых гор и лежит Святогорский монастырь. Монастырские здания, состоящие из двух церквей и дома, в котором живет архимандрит, окружены четырехугольной стеной, каждая из которых имеет шагов шестьдесят. Над рекою в нескольких стах шагах выше монастыря меловой кряж образует несколько отвесных, голых, неровных пирамидальных вершин; оне являются почти самыми высокими во всем кряже и достигают саженей 30 над поверхностью воды. Между ними построена небольшая часовня, одна половина которой вырублена в меловом кряже, а другая – пристроена из кирпича. Около этой часовни в меловом кряже вырублены кельи и глубокие ходы. Кроме них, около церкви начинается подземный ход, по которому можно спуститься в нижний монастырь. Этот, вырубленный в меловом кряже, ход довольно крут и имеет саженей 200 длины. Наружный же ход из монастыря в верхнюю часовню еще круче. До построения монастыря монахи находили убежище против нападения татар в подземных кельях. С тех же пор, как Федор Шиповский [Шидловский. – Сост.], начальник Харьковского полка, построил около 100 лет тому назад монастырь, окруженный стеной, монахи находились в большей безопасности от татар. Около монастыря через Донец построен мост на сваях, имеющий около 33 саж. длины и незаливаемый водой. Донец в этом месте имеет всего только 28 саж. ширины и несколько футов глубины. Течение его очень слабо, вода прозрачна и вкусна. Левый берег Донца низменный; на нем 15-го августа бывает ярмарка. В 3-х верстах от монастыря вверх по Донцу на правом его берегу лежит небольшое село Богородичное, принадлежащее монастырю; вследствие чрезвычайной крутизны гор между этой деревней и монастырем нет проезжей дороги. В нескольких верстах от монастыря вниз по Донцу лежит другая небольшая деревня, принадлежащая монастырю и известная под именем слободы Монастырской. В том месте мелового кряжа, где находится часовня, показываются кремневые пласты. Я заметил два таких пласта: первый идет саженях в 5-ти ниже высочайшей из пирамидальных вершин и саженях в 15-ти ниже высочайшей вершины всего хребта; второй саженях в 4-х ниже первого, но все еще саженях в 20-ти над поверхностью воды в реке… В двух верстах от монастыря по дороге в Маяки лежит на возвышенном месте, в небольшой балке в лесу, виноградник, принадлежащий монастырю; он состоит приблизительно из 400 виноградных лоз и разведен более 10 лет тому назад. Хотя винограду в нем и много, но он мелок и плохого сорта… На ряду с ним растут прекрасные яблони, груши и бергамотовые деревья хорошей породы». Такой принял обитель в свое попечение архимандрит Феофан.

При нем построены новые пекарня и кухня, а главной стройкой стала колокольня со Святыми вратами, возведение которой началось еще его предшественниками. Попечительный настоятель приготовил и достаточное количество денег для отливки колоколов: в 1775 г. отец Феофан собрал около 800 рублей.

Поскольку в государственных архивах сохранилось очень мало документов XVIII века, можно предположить, что вышеперечисленное было не последними трудами архимандрита Феофана: до самого последнего дня своей жизни он ревностно заботился о святой обители, которую полюбил всей душой: строил ее, украшал и защищал.

Архимандрит Феофан известен как строитель монастырского подворья в селении Сватова Лучка Купянского уезда, где он по благословению Преосвященнейшего Аггея заложил каменный храм Успения Пресвятой Богородицы. «Мерою, – как доносил архимандрит, – в алтаре длиннику и поперечнику 10 арш., в настоящей церкви длиннику и поперечнику 15 арш., в трапезе 10 аршин». Храм построен святогорскими монахами с помощью прихожан и освящен в 1788 г. Каменная двухпрестольная церковь (главный Престол – в честь Успения Пресвятыя Богородицы, на верхних хорах – в честь святителя Николая) была построена в одной связи с колокольней; вокруг нее устроена каменная, крытая железом ограда.

К концу времени настоятельства архимандрита Феофана монастырь владел 25734 десятинами земли, из них 22000 десятин удобной и 1720 неудобной земли, а также 2014 десятин земли, состоявшей в споре с различными помещиками и жителями близлежащих селений. На реке Студенок устроена мельничная плотина и при ней два амбара; мельница имела 4 мучных поля и 2 просяных с валюшными гнездами. На реке Оскол под Купянском также находилась монастырская мельничная плотина с 3 амбарами; здесь мельница имела 9 мучных поль и 4 просяных с валюшными гнездами. От мельниц обитель получала в год «разного хлеба и круп» около 600 четвертей и валюшных денег до 20 рублей.

Ведомость Изюмской провинциальной канцелярии в 1773 г. насчитывала в селениях, принадлежавших Святогорскому монастырю, 1877 положенных в подушной оклад монастырских подданых черкас (987 мужеского и 890 женского полу). К концу XVIII века в монастырских селениях наблюдается бурный рост количества жителей. Так, в 1780-х г.. монастырских крепостных крестьян только мужеского полу проживало уже 1281 душа, в 1797 г. только в слободе Богородичное насчитывалось 856 душ, а в Банном – 272 души.

По данным Слободско-Украинской губернской канцелярии за 1780 г. Святогорскому монастырю принадлежали следующие селения, появившиеся на монастырских землях в течение XVIII века: Студенок с церковью и 228 крестьянами, Банное – 95 крестьян, Яровая – 136 крестьян, Новоселовка – 350 крестьян, Нижнее и Верхнее Нетригузкое – 59 крестьян, Богородичное – 286 крестьян, Пришибное – 67 крестьян. Кроме того, в хуторе Осиновском Купянского округа жило 15 человек монастырских подданых и при мельницах на реке Оскол под Купянском – 13 человек. С монастырских подданных никаких оброков не собиралось, по свидетельству одного из них, старца Мафусаила, они жили очень спокойно, не чувствовали тягостей.

По сравнению с другими монастырями Святогорская обитель была достаточно богатой и землями, и подданными. Например, в это же время Глинская Рождество-Богородичная пустынь имела всего 2314 десятин 2128 саженей земли с одним селением, в котором числилось монастырских подданных «душ мужских – 202, женских – 204».

Не бедна была Святогорская обитель и братией, подвизавшейся в подвигах поста и молитвы. Вывод о ее численности в 70-х годах XVIII века можно сделать на основании двух документов:

1) Свидетельство братии монастыря о беспорочном поведении настоятеля архимандрита Феофана в течение первых трех лет его правления. Свидетельство это подписали: игумен Филарет, эконом иеромонах Иоанн (Будянский), духовник иеромонах Сергий, иеромонах Макарий (Страхов), иеромонах Иосиф (Лохвицкий), иеромонах Мелхиседек, иеродиакон Ахилла (Фалченков), иеромонах Феофилакт, иеродиакон Вонифатий, монах Александр, монах Варлаам, монах Иоанникий.

2) Перепись лиц духовного сана Изюмского духовного правления. Этот документ датируется более поздним временем (1775–1785 г.) и содержит сведения о том, что в Святогорском монастыре, кроме архимандрита Феофана, жили еще 2 иеромонаха служащих, 1 иеромонах запрещенный, 2 иеродиакона и 6 монахов.

Таким образом, в 1770–80-х годах только в числе старшей братии обители вместе с настоятелем спасалось не менее 13 монахов. Кроме того, в монастыре, вероятно, подвизались рясофорные монахи (иноки) и послушники (бельцы). По тем временам, такое количество монашествующих – свидетельство того, что обитель не была малобратственной.

Большое количество священнослужителей также говорит о том, что в Святых Горах настоятели заботились о благолепии богослужения: если в обители 1 игумен, 6 иеромонахов, 2 иеродиакона, церковные службы отличаются большой торжественностью и стройностью.

Святогорская обитель являлась самым южным монастырем Белгородской епархии. Она находилась на границе епархий Славяно-Херсонской и Белгородской. Понятно, что и внешне, и внутренне благоустроенная обитель привлекала к себе внимание соседнего архиерея. В 1778 году архиепископ Славянский и Херсонский Евгений просил Святейший Синод о приписании Святогорского монастыря к его епархии. Попытка переподчинения обители встретила жесткое сопротивление Белгородского архипастыря, Преосвященнейшего епископа Аггея, который со своей стороны доносил Святейшему Синоду о невозможности перехода обители в другую епархию. Его донесение в подтверждение этого содержит 3 главных пункта:

1) Императорским указом Славянскую епархию было велено составить из селений, принадлежащих Азовской и Новороссийской губерниям, а Святогорский монастырь со своими вотчинами состоял в Слободской губернии;

2) в случае перехода монастыря в другую епархию возникали сложности в отношении числившихся в подданных монастыря священно- и церковнослужителей;

3) синодальными и консисторскими указами в Святогорский монастырь часто присылались для несения епитимийных наказаний иноки других монастырей, священно- и церковнослужители, дела которых находились в Белгородской Духовной консистории.

Подобное прошение о приписке Святогорского монастыря к Славяно-Херсонской епархии было направлено в Святейший Синод в 1783 г. от архиепископа Никифора – преемника архиепископа Евгения по кафедре. Удобным поводом для перевода обители в другую епархию для Владыки Никифора стало произведенное в 1782 г. разграничение земель между Харьковским наместничеством и Азовской губернией. После нового межевания обитель вместе с принадлежавшими ей вотчинами оказалась в пределах Азовской губернии Торского уезда, а в указе об учреждении Славянской епархии Императрица Екатерина II повелевала, чтобы в новой епархии состояли все города и уезды Новороссийской и Азовской губерний. Однако прошение Владыки Никифора, как и преждеписанные, осталось без последствий.

Святогорская обитель сохранялась за Белгородской епархией.

Архимандрит Феофан (Феодоровский) почил о Господе в Святогорской обители, достигнув глубокой старости. Настоятельствовал около 15 лет; последний известный документ, связанный с его именем и деятельностью, датируется ноябрем 1785 г.

14. После архимандрита Феофана в Святогорском монастыре недолгое время настоятельствовал бывший префект Харьковского коллегиума игумен Филарет (Финевский). Он подпал ответственности и был отставлен от управления в 1787 г. по доносу гражданских чиновников за увольнение нескольких монастырских крестьян на свободу.

15. 20 апреля 1787 г. для встречи Императрицы Екатерины II в Святогорский монастырь из Ахтырского переведен архимандрит Венедикт, ставший последним святогорским настоятелем XVIII века. По рассказам местных старожилов XIX века, при последнем настоятеле от землетрясения произошел обвал части меловой скалы. Братия в это время стояла в церкви и была оглушена сильным подземным гулом, а потом страшным треском катившихся с высоты по поросшим склонам меловых глыб. Многие попадали от страха на землю, ожидая себе смерти. По-видимому, этот обвал не повредил Петро-Павловского храма, а лишь засыпал его меловыми обломками: при упразднении обители церковь сохранялась.

Обрушение части скалы стало грозным знаком грядущего близкого упразднения обители. По недолгом времени после этого назначенный для ожидания и встречи Царственной Гостьи архимандрит Венедикт оказался свидетелем исполнения Ее указа об упразднении обители.

ЗАКРЫТИЕ СВЯТОГОРСКОГО МОНАСТЫРЯ

Секуляризация церковных владений, т. е. передача их из духовного ведомства в ведение государственного светского учреждения – Коллегии экономии, начавшаяся с принятием закона от 20 февраля и «Духовных штатов» от 26 февраля 1764 г., создала совершенно новые условия монастырской жизни в Русской Церкви. Отобрав у монастырей вотчины, государство назначило на их содержание штатные оклады по 3-м классам. Секуляризация вызвала огромное сокращение количества монастырей и монашествующих: с 1701 г. до середины XIX века было закрыто 822 монастыря.

Волна закрытий монастырей, начавшаяся в 1764 г. в России, не миновала и Украину, где отчуждение монастырских имуществ в пользу государства началось с 1786 г. Был упразднён и Святогорский Успенский монастырь, столько веков сиявший подвигами своих иноков и являвшийся духовной врачебницей всей Слободской Украины, а также крепостью и защитой Юго-Западной Руси.

В XIX веке еще живо бытовало предание, что Святейший Синод поручил белгородскому епархиальному начальству составить список монастырей, которые было бы «удобно» упразднить, и Белгородская кафедра не пожалела упразднять свои древние обители и указала на монастыри причисленной к ней Слободской Украины, где, вместе со Святогорской, закрытию подлежали почти все обители.

Хотя есть мнение, что главным виновником закрытия Святогорской обители был Светлейший князь Тавриды Григорий Потемкин. Говорили, что, проезжая мимо Святых Гор в Крым, он пленился их красотой и пожелал получить их в собственность, чтобы воздвигнуть на одной из гор великолепный дворец. С этой целью князь Таврический испросил себе у Императрицы Екатерины эту «рощицу» или «рай земной», как он в своих письмах к Государыне именовал Святые Горы. Хотя А. Н. Муравьев и замечал, что «мудрено объяснить это одним произволом или пристрастием к живописной местности», но упразднение обители состоялось в том числе и по тем мотивам, о которых говорилось в письме к Царице. Конечно, Потемкин получил имение не сразу: он сначала явился исполнителем воли Императрицы о закрытии монастыря и отобрании всех его владений в казну.

«Можно думать и то, – писал А. Ф. Ковалевский, – что Светлейший уничтожил обитель Святогорскую по тем же поводам, как и Межигорскую близ Киева. Известно, что обитель эта была исконным святилищем казаков Сечи Запорожской, уничтожению которой так много способствовал Потемкин. Не вследствие ли древней привязанности и благоговения жителей Украины к Святым Горам подверглись они неблаговолению Светлейшего? И не прежняя ли их воинская слава потревожила его мнительность? Этому могли способствовать и богатые владения монастыря, перешедшие впоследствии князю. Странно лишь одно, что, уничтожая почти все иноческие обители Украины, он, между тем, устраивал, украшал обитель Корсунскую для единоверцев на устье Днепра».

22 июня 1788 г. был подписан указ Белгородской консистории с Высочайшим повелением и распоряжением Святейшего Синода о закрытии Святогорского монастыря. Но еще прежде того, 4 августа 1787 г., князь Григорий Александрович Потемкин-Таврический предписывал в ордере своему управителю: «Деревни и земли, Святогорскому монастырю принадлежащие, в силу Высочайшего Указа об обращении сих поселян в казаки Чугуевские, от монахов отобрать и, положа на план, прислать оный к Его Светлости с описанием числа душ и угодий; церковь с утварью оставить приходом, которой также план доставить Его Светлости; монахов же для распределения [по другим монастырям выслать]».

«29 августа 1787 г. прибывший в оный монастырь Екатеринославского наместничества господин экономии директор Федор Михайлович Корбе, все монастырское, экономическое и церковное имущество описав, отобрав и не дав никому в приеме онаго росписки, к сохранению онаго определил нарочный караул; монашествующих из монастыря выслал», – так писал последний святогорский настоятель архимандрит Венедикт в своем донесении епархиальному начальству. По указу Святейшего Синода, Белогородской консисторией древние святогорские храмы Успения Божией Матери и святителя Николая на меловой скале были обращены в приходские; необходимая утварь оставлена в храмах, наиболее ценная взята в белгородскую кафедральную ризницу, а прочая исчезла. Был слух в народе, что после закрытия монастыря в некоторых церквях Харьковской и Екатеринославской епархий имелись некоторые предметы из святогорской ризницы.

Нельзя при этом не удивляться тому, что указ Белгородской Духовной консистории с Высочайшим повелением и распоряжением Святейшего Синода о закрытии был подписан через 10 месяцев и 7 дней после приезда в Святогорскую обитель вышеупомянутого немца Корбе.

Через месяц по указу Преосвященного Феоктиста, епископа Белгородского и Курского, высланную из Святогорской обители братию поместили в Змиевском Преображенском монастыре, в котором архимандрит Венедикт заменил настоятеля игумена Фаддея, изнемогавшего под начальственным бременем «по слабости, дряхлости и болезням».

Деревянная скитская церковь на Святом месте была разобрана и продана в соседнее имение Шабельских, а на Святом месте все пришло в запустение – лишь на небольшом кладбище подвизавшихся там отшельников сохранился надгробный памятник одного из архимандритов. Та же участь постигла и деревянный храм святых Апостолов Петра и Павла, который продали на снос в Бахмутский уезд, но куда точно – неизвестно.

В 1790 г. князь Потемкин стал собственником святогорского имения: Императрица исполнила просьбу своего фаворита.

На прошение князя сохранилось ответное письмо Екатерины II от 1 октября 1790 г. «Друг мой сердечный, князь Григорий Александрович! – писала Самодержица. – Дав тебе рай земной сегодня, как ты называешь ту дачу, которую ты у меня просил, прошу тебя, если вздумаешь оную паки продать, предпочтительно мне оную продать. Прощай, Бог с тобою, я ужасно как слаба». А вышеупомянутая «дача» с «рощицею» заключали в себе 2120 душ крестьян и земли с лесом до 27932 десятины 801 сажень.

Князь Григорий Александрович Потемкин-Таврический получил святогорскую вотчину в конце 1790 г. История умалчивает, посещал ли впоследствии он свое новое святогорское поместье, и отчего не были приведены в исполнение намерения его касательно постройки в нем пышных палат. Известно лишь, что в марте 1791 г. управляющий Таврической губернией В. В. Коховский прислал начальнику канцелярии князя А. С. Попову из Екатеринослава письмо с докладом Григорию Александровичу, в котором сообщал, что он «перед отъездом в Яссы намерен … осмотреть некоторые уезды по левой стороне Днепра и быть в Святогорске, дабы иметь хотя малое понятие о тамошних местах».