Избранные письма священника Никольской церкви с. Терны Георгия Роменского сыну Валенту в эмиграцию (Болгария, Франция)

1925[1]

4 февраля 1925 года

Дорогой Валент,

Нонна передала сегодня твои открытки от 1/1/25. Ты поздравляешь нас с Новым годом и шлешь нам лучшие пожелания. Взаимно и тебе того же желаем. Праздники и Новый год провели и мы приятно. За кутьей и под Новый год вспоминали и тебя.

Священник Георгий Роменский

Михаил Львович проводил праздники в Харькове у своих хороших знакомых. Нонна за два дня пред Рождеством уехала на занятия, так как наш церковный календарь не сходится с их праздником и рождественскими каникулами по н/ст.

Погода на Святках была теплая, приятная. Молящихся в храме была масса, в особенности при хождении на Иордань.

Ты спрашиваешь, правда ли, что в Изюмском уезде голод. Голода в нашем уезде нет. Но как писал я тебе раньше, нас посетил недород. Вследствие чего в начале жатвы дозрелых хлебов произошла по местам паника: цены на хлеб были увеличены до 3 руб. за пуд. Но потом пали 1 руб. Я сам продал рожь на праздниках по 1 р. 20 к. до 1.50. В настоящее время в Лимане, Поповке, Шандрыголовой хлеб расценивается от 1 р. 30 до 1.50. В Святовой копеек на 50 дороже.

Мы не голодаем да и голодать, кажется, до нового хлеба не будем. Хотя явесь хлеб запродал на налоги, но думаю, что в состоянии буду приобрести хотя бы за счет продажи или обмена за животных.

Мы зимуем две коровы, двух быков по два года и лошадку. Стоимость коровы 40–50 руб., быков — 70–100 руб., лошадки — 70–100 руб.

Каждый день молодняк запрягаем и обучаем его «цоб-цобе!».

Лошадка смирная, игривая, осанистая, но небольшая по росту.

Мальчики уже мечтают весною выехать с тремя баранами.

Корму для худобки, кажется, станет до нового. Обсеменять придется до шести десятин. Озимого посева было произведено до 5-ти десятин.

Зима у нас бесснежная, мягкая, что заставляет пугаться за благополучный перезимок озимых хлебов.

Уже скоро будем сортировать семена для посева пшеницы. Для посева своего уже станет. Ячмень придется прикупить (уже Антон заказал в кооперативе). Просо есть, подсолнух и конопля тоже.

Дай Бог весну приложную. Уже начинаем думать о ее приходе.

На прошлой неделе (после Крещения) я был в Славянске. Виделся с родными и некоторыми знакомыми. Я теперь состою в благочинии отца Александра. Он теперь в Соборе. Много он переиспытал. Не раз был под арестом. Пользуется большим уважением вместе с о. Павлом и о. Константином.

Отец Николай обновленец — на Рождество отнял храм у тихоновцев. В первый день Рождества не было служения, так как на дверях храма красовались два замка: один со стороны тихоновцев, другой — со стороны обновленцев. Как это все напоминает времена ариановщины и других церковных междоусобий.

Был у Алексея и Петра. Живут в собственных домах. Алексей исполняет всевозможные работы по ремонту домов.

Соня в данное время слушает счетоводные курсы в Славянске. Иван Петрович еще не женился, он встречался с матерью Подгорного Ивана Андреевича. Вспоминали всех Подгорных. Из пятерых Подгорных остался в Славянске один.

Лида вышла замуж за одного партийного. Но перед браком он по ее настоянию вышел из партии, но зато лишился места. Живут они в своем доме, занимают 2 комнаты. С ними живет Катерина. Она переживает последнюю стадию чахотки. Средства к жизни самые безотрадные. Яков Иванович, мой друг юности, умер с тоски о потере всего того, что он имел.

Был у теток. Живут бедно. Ваня служит и получает от 40 до 100 руб. в месяц. Имеют квартиранта по 50 руб. в месяц.

Против мамы, Нонны и меня тетки имели нечто, но своим появлением у них я помирил их, ты напиши им.

Ты не удивляйся, что я не берегу строк по слабости зрения и за отсутствие очек сильно кривулю.

Мама без пенсне ничего не хочет. Она сильно тоскует по детям, по недостаткам средств и т.п.

В последнее время она не спит по ночам и много думает: ее огорчает Евгений. Он остался неразвитым, слабохарактерным, безвольным. Он сильно подпадает влиянию среды. Если я не сдерживал его, то он ежедневно ходил бы по ночам, не гнушаясь никакою средою.

Желание матери, чтобы Евгений хоть сколько-нибудь по вечерам занимался бы по самым элементарным учебникам и пособлял саморазвитию. При случае напиши ему еще раз, напомни ему о «кружке».

Перед праздником я писал тебе. Скоро будет день твоего Ангела, а потому поздравляю тебя, шлю тебе лучшие пожелания. Да хранит тебя Бог здоровым и благополучным. Учись и попутно изучи какое-нибудь ремесло. У нас теперь без ремесла трудно. Вместе с письмом посылаю за нравоучение Нонны за 1/3 года 15 руб. Она, бедная, была сильно обескуражена, полагая, что я не в состоянии буду заплатить за нее. Но вчера я смог взнести и налоги на голодающих в сумме 15 руб. Мать и мальчики полубосые, но думаю приобуть их к празднику Пасхи.

Целую тебя крепко.

Любящий тебя твой «Батько».

* * *

10 февраля 1925 года

Дорогой сын Валент,

Отвечаю тебе на твое письмо от 21/1/25.

«Верою движемся и существуем» — вспомнил ты эти золотые слова при чтении моего предыдущего письма. Да, эту истину великую мы испытали с тобой пережитым жизненным путем. Припоминаю тебе сейчас, как в 1918 г. верою матери мы с тобой были спасены от поповской банды. Я живо помню, как твоя мать, вспоминая свой страшный сон, вытолкала нас из комнаты, как спокойно мы тобой направились в сенник и как я кому-то из детей приказал набросить нас щепками снаружи. Через несколько минут после нашего ухода ворвались в наш дом поповские бандиты, обшарили все углы в доме, на чердаке, под крыльцом, в погребе и сарае, а к нам в сенник ни одна шельма не заглянула. Вспоминаю также наше ночное путешествие и твое возвращение из семинарии, как ты попал в руки бандитов и как провидение спасло тебя от руки злодеев. Дальнейшее, что было с тобою, тебе лучше известно. О себе вспоминаю, как судили меня терновские бандиты, как потом сами судьи попали в руки правосудья советской власти и как в течение 20–22 (гг.) погибли они от того, чем кормились. Мамашенька Милабина: 4-х хлопцев нет. Юрка: 2-х нет. Мотьки и матери нет. Ее повесили, а его четвертовали, и труп собаки съели. Петьки и многих других нет.

Когда проходили красные войска 5 декабря 1919 года, один из граждан, молодой человек, взвел на меня страшную клевету: «Явились два солдата с винтовками и говорят: „Ну, отец, одевайся и пойдем с нами!“. „Куда, спрашиваю?“ „Мы тебя расстреляем за то-то и то!“ „Дайте мне моего лжесвидетеля на очную ставку, и если он повторит вам при мне то, что он говорил вам, тогда делайте со мною что угодно“».

Солдаты хотя и молодые, но проявили благоразумие. Возвратившись ко мне после справки, заявили мне: «Благодари Бога, отец, что мы разобрали твое дело. Клеветник твой спрятался, ушел от нас, а по справке у граждан, ты оказался чист пред нами во всем. Счастлив ты, что донос на тебя не попал партийным, они не стали бы справляться о тебе, а уничтожили бы тебя сразу!».

В 1922 году в районе Байрачек оперировала страшная банда в 13 человек. Главами этой банды были Иван и Василий, Мишка и Трифон. Через них и от них гражданам поименованных выше была большая беда. Советские отряды карательные, Лиманский и Купянский, долгое время ничего не могли поделать — изловить или рассеять этот отряд. Граждане позванных сел неоднократно силились схватить бандитов, разоружить и предать в руки правосудия. Но как их схватить, если они из-под носа больших советских отрядов уходили и появлялись, как из земли, по пятам уходящих советских отрядов.

Не только ловить, но даже сказать правдивое слово про бандитов нельзя было. У них были шпионы, и сказавший правдивое слово был немедленно уничтожаем. Старик ли то или молодой человек, старуха ли или девица. Так погибла наша соседка, по доносу сына Трофима. Погибли старуха и девица Цацина — были изрублены обе. Погиб Рогач, изрубили Ивана Ширинко, а Яков чудом спасся. Погибли многие невинные, но погибли Гончак Иван и Мишка Поповный, Трифон Лиманский и многие другие с ними. Через этих бандитов дважды я был близок к смерти. Для поиска упомянутых бандитов совет. властью организованы были два, три отряда: Лиманскмй и Купянский, Старобельский, которые время от времени наезжали в наши села и забирали фураж и харчились у нас при тогдашней скудности. Были случаи и конфискации имущества за местных бандитов. 15 августа служил я молебен по просьбе стариков и старух. Читал Акафист Успению Божией Матери колена преклоненна. Во время чтения акафиста в храм появились три незнакомых воина. Коленопреклонением выслушали молебен. Подходили вместе со стариками и старухами ко Кресту. Были и на литургии. И от прихожан узнал я после, что без моего ведома сторож и о. диакон давали этим лицам просфоры. Впоследствии я узнал, что эти воины были кубанцы — начальники организационного отряда в 50 человек. В районе наших сел они устраивали митинги и приглашали к себе на службу легковерных молодых людей. В ближайшие дни отряд этот бежал от Лиманского совет. отряда. Но надо мной чуть было не случилась беда. Ронка и мать ее были в церкви и донесли на меня: будто 15 августа я служил новоиспеченным партизанам в числе 50 человек, и что все они говели у меня в этот день. Вообрази, 17 августа Лиманский отряд останавливается в Балтиновке, и начальство и все красноармейцы говорят: «Едем в Терны и повесим вашего попа». В подвозах было много терновцев, и все они страшно были обескуражены за меня, но помочь они ничем не могли мне. И вот когда людская любовь и симпатия не в силах были помочь мне, пришла на помощь любовь и всемогущая сила Божия. Отряд влетает в Терны. Сливки отряда в моем дворе. Я с семьей был на веранде. Семь всадников спешиваются в моем дворе под осокорем и акациями. Ротмейср зовет меня к себе. «Ты такой-то?» «Да. Я». «Ага, я к тебе имею дело. Идем на веранду». Маме приказывают подать поесть на 7 персон, а меня усаживает против себя и начинает допрос «Ты служил молебен партизанам 15 августа?» «Служил, но только по просьбе стариков и старух». «У тебя говели терновские партизаны в числе 50 человек?» «Говели у меня одни старухи да старики». «Ты не запирайся, говори правду, а то я притащу свидетелей». «Свидетелей таких не можешь найти, потому что ничего такого со мною не было». «Советую тебе не запираться, а иначе я привяжу тебя к лошади, и ты у меня запоешь другое». «То, что ты сказал, ты можешь надо мною сделать, но это будет несправедливо с твоей стороны, а от меня ты больше ничего не услышишь, что сказал я тебе». «А винтовки ты нашей не боишься?» «Винтовки вашей и вас не боюсь. А боюсь только одного Бога, Который знает, что я ничего того не сделал, в чем вы меня обвиняете». С одним солдатом отправился в церковь, чтобы принести же записочки, которые я поминал 15 августа. Это были записочки стариков и старух, служивших молебен, а также синодики годовые живых и умерших прихожан. В это время подошел на веранду дядя Миша и спросил: «В чем тут дело?» Начальник рассматривал принесенные синодики. А я наскоро объяснил дяде Мише, в чем дело. Я сказал, что меня обвиняют в том, что я служил молебен терновским партизанам и удостоил их причаститься в числе 50 человек, а я, кроме чужих 3 воинов, не видел никого и ни с кем из солдат не имел разговора. Когда начальник просмотрел мои синодики и пообедал довольно прилично за счет моей хлебосольной хозяйки, то, передавая обратно мои синодики, сказал мне: «Ну, отец, ты веришь в Бога?» «Верю». «А я не верю. Вот твои поминания, служи молебны и молись, как молишься!»

Дядя Миша вставил от себя: «Товарищ, может быть, в этом деле знает лучше другой батюшка?» «А разве у вас есть еще священник?» Я сообщил, что у меня есть диакон. Тогда вся компания бросилась в квартиру диакона. Минут через десять смотрю с веранды и, о ужас, отца диакона наголо с саблями повели в сторожку. Рыльце отца диакона было в пушку. Он играл на два фронта. По легкомысленности познакомился с проезжими вышеупомянутыми организаторами. Поил их чаем. И в церкви вследствие легкомысленности со сторожами, без моего ведома, преподносил чужим воинам просфоры и вступал в разговор. Зная это, я пощадил его, не упоминая о нем при допросе. Боясь, что человек погибнет ни за что, за себя я не боялся: я чист был от всего того, в чем обвиняли меня. При допросе в сторожке перепугали сторожей и диакона, приводили свидетеля, воина, якобы пойманного из отряда партизан, который сказал в лицо диакону, что из рук диакона получал просфору в церкви. Все это кончилось мыльным пузырем для меня и для диакона. Мои обвинители, один по одному забрав лошадей, ушли со двора, не сказав мне ни слова. А отец диакон за двуличность в другой раз, 14 сентября, чуть было не поплатился жизнью. Катька и Ронка говорили мне, что дьякон с Алексеем хотели меня предать, оклеветав меня пред одним начальником отряда, примешав туда же и тебя. Это подтверждал и всесильный в это время, а ныне покойник, Федот. Начальник отряда взял в плен Ронку и по ея словам под Николая собирался ехать в Терны, чтобы арестовать меня и уничтожить. Но случилось иное: через Ямполь проходил бронированный военный красный поезд. Начальник в этом поезде оказался хороший старый знакомый Ронки. Он освободил Ронку из плена, а пленителя арестовал и взял с собою. Благодаря чему я избежал смерть незаслуженную и Ронка получила свободу, но ненадолго. За доносы и двуличность, за гибель и страдание многих невинных жертв Ронка и Катька Поповы погибли от руки правосудия. После суда Катьку расстреляли, а Ронку повесили. Посельчане-лиманцы говорили, что тело Ронки съели собаки. Дюковы хотели выбросить меня с Тернов, чтобы Алексею сделаться моим заместителем. Окончилось тем, что верою живу и существую, пока все на том же месте, а Алексей […] на священника и теперь в Харькове или в Сватово, а отец Феофил до сих пор не заслужил симпатию со стороны прихода.

Веруй, сын мой дорогой, не мсти врагам. Будь чист пред Богом и людьми и Провидение сохранит тебя на твоем жизненном пути.

Целую тебя за всех.

Все тебе кланяются.

Будь здоров и счастлив.

Любящий тебя твой батько.

* * *

2 мая 1925 года

Дорогой Валент,

Твою фотографию и письмо от 26/4/25 я получил и за это мысленно крепко прижимаю тебя к своей груди и много раз целую тебя.

Твою карточку желают иметь многие знакомые. Если возможно, вышли хотя для Лялиных. Они сердечно и глубоко любят всю нашу семью. Они баловали вас, малышей, когда были нашими соседями. Они спасли жизнь твоей матери и теперь необыкновенно радушны к нашим детям.

Невестка живет с ними. Маленькому Дусику 6-ой год, но он уже прислуживает в алтаре и даже надевает стихарь.

Из твоих кременских знакомых упомяну о Горбачевских: мать с двумя дочерями и внучкой от самой младшей дочери, которую муж обманул. Виктор женился, пока без службы, жена служит, Мачулин кем-то служит. Веселый служит в лесничестве счетоводом.

Батюшка и диакон во всех храмах местных крестьян.

Благодарю тебя, сынко, за твои письма.

В них обрисовывается твой характер, создавшийся при известном христианском мировоззрении, положенном в твоей детской душе при домашнем семейном очаге и при помощи Промысла Божия по молитве и детской вере родителей, пышно расцветшей вдали на чужбине. Дай Бог, чтобы Он принес обильный плод на радость родивших и на утешение ближних.

Твой теперешний взгляд на христианский брак вполне правильный. Христос возлюбил Церковь. Во имя этой любви чего Он не перенес, чем не послужил, чем не пожертвовал.

Муж, любя жену, любя детей, он готов все делать, всем послужить, всем пожертвовать. То же самое и жена. Каждый в отдельности готов пожертвовать даже жизнью для блага, для счастья семьи. А о такой любви Сама Любовь — Сын Божий сказал: «Нет больше сея любви, если кто жизнь свою положит за други своя…».

Если вздумаешь когда вступить в семейный союз, выбирай подругу жизни не по материальному расчету, но по сердечному расположению. Ум в жене предпочитай внешней красоте, умная жена дает тебе умных, благородных детей, а красивая, но глупая дает тупых детей и часто нравственных уродов. Легкомысленной предпочти уравновешенную, благовоспитанную легкомысленной. С легкомысленной непрочно семейное счастье.

Великое христианское дело быть пастырем церкви. Если ты вздумаешь когда-либо приступить к нему, то вот мой совет тебе, дорогой сын: загляни внутрь себя и если высмотришь, что в сердце твоем есть любовь к ближним, христианское смирение и детская вера во Христа Сына Божия, то иди смело на пастырский труд: не бойся жизненного моря. Христос в трудную минуту жизни протянет тебе руку помощи, а житейскому морю скажет: «Умокни! Перестань».

То, что сказал я тебе сейчас о семейной жизни и о пастырском пути, было моей путеводной звездой. Мысленно пробегая семейный и пастырский путь, скажу тебе откровенно: много в нем прелестного, радостного, но много и горечи, много труда и лишений принесено.

Но я трудился. Любил Христа. Христос не оставлял меня, любил семью, она теперь отвечает тем же, любил прихожан, о чем сказал им в своем слове, они любят меня и поныне. Я мог бы сказать словами Святого Павла: «подвигом добрым подвизался я» и т. д., но скажу тебе не это, а вот что: любовь во мне к семье, к прихожанам и ко всем людям и к вечной любви Христа только еще разгорается в моем сердце, и в этом все мое счастье в нынешней жизни, и надеждою живу насладиться любовью и в будущей жизни!

Спешу кончить письмо, а тут чернил не хватает во флаконе. Пишу и смотрю в окно: не идут ли коровы домой, чтобы не прозевать загнать в загороду. Восемь часов вечера, скоро приедут мать и хлопцы, надо им ставить самовар. Я вчера воскресенье служил, два венчанья совершил, двух напутствовал, одного соборовал и троих крестил. А сегодня к вечеру получил от Нонны твое письмо и газеты. Приедут, дома за чаем будем читать, узнаем, что делается во всем мире и у вас.

Коровы пришли, загнал, самовар пора бы ставить да и письмо надо окончить по приказанию Нонны. Она пишет, что уже написала тебе и просит, чтобы я сейчас же ответил тебе, так как ночью поедет человек на поселок и свезет это письмо.

Ну, слава Богу, дописал, а кстати и наши полольщики выезжают во двор, уже Черкес лаем приветствует их. Надо и мне поприветствовать «харчами» да самоваром да добрыми речами.

Храни тебя Бог, будь здоров и счастлив. Пиши чаще хотя самое скромное письмо.

Любящий тебя. Твой батько.

* * *

27 ноября 1925 года

Дорогой Валент,

Посылаю тебе недописанное письмо твоего брата Антония.

Месяцев 10 тому назад написал он тебе это послание. Не дописал он своего послания, потому что пошел на черную работу счетоводом в Терновском кредите, потом подоспели полевые работы, а потом Юрьевский кредит. В Юрьевском кредите работает он с помощником от зари до зари.

В Юрьевский кредит Антоний поступил при следующих обстоятельствах. Приближалась Троица. Хлеб мы доедали, денег занимать, у кого бы то ни было, мы не хотели ввиду того, что в поле уже начинало гореть жито, уже побелело, хоть коси, а еще до Петровки оставалось 10 дней.

Погоревали мы с Антоном и решили в Троицкую пятницу отправить в Славянск лошадку, продать ее, купить хлеба и справить что-нибудь по хозяйству. На другой день после нашего решения получаем записку от Юрьевского кредита с приглашением Антона на службу жалованьем 40 руб. в месяц. В четверг я отвез Антона в Юрьевку. Там оказался инструктор из Купянска, ревизующий и спасающий кредит от хаотической запутанности счетоводства.

Антону предложена была работа, своего рода экзамен, которую он выполнил с успехом. А на Троицу инструктор зачислил его счетоводом, дав ему в помощь 2-х помощников. С помощью этих работников под руководством инструктора в течение месяца книги кооператива были выправлены. Надо было переписать все в новые книги и начать дело по-новому. И продолжает Антон вести это дело до сегодня.

Недавно я был у него. В беседе со мною он сказал: «быть счетоводом мало интереса, надо поступиться всем тем, что свято и дорого для меня!» Послужить он собирается только до весенних полевых работ. Что же дала нам его служба? Лошадка дома, почти всех обул нас. А это много значит в данное время. Что могла бы дать ему эта практика? Теплое хлебное место с жалованьем 80–100 руб. в месяц.

На Троицу пошли дожди и продолжались значительное время. Горевший хлеб ожил. В засуху он вырос выше роста человеческого размера, а в дожди зерно нашлось даже в горелых колосьях. Местами урожай созрелых получился небывалый для нашей местности. С каждой сажени получалась копна хлеба, это на пару в Петровщине.

Подгорелые яровые хлеба воскресли и дали удовлетворительный урожай. Хлеба в нашем районе много. Цены на хлеб довоенного времени.

С начала полевых работ и мы едим пшеничную «вальцовку», о которой в голодный год и не мечтали.

Пока остановлюсь на этом до следующего письма. Все мы здоровы, все радуемся за тебя. Я лично одобряю избранный тобою путь.

Будь здоров, храни тебя Бог.

Любящий тебя, Батько.

Женька кланяется, целует и благословляет тебя.

* * *

Декабрь 1925 года

Дорогой и любезный сын,

Письма твои я и мама получили. В них ты излил всю твою любовь к нам, радость и тоску по нам и родине! Прочитав те места, где ты говоришь, что перечувствовал ты в актовом зале, когда читал свой реферат, я тоже много перечувствовал, читая это место, и слезы радости скатились у меня. С Апостолом (2 Иоан. 1:4) я весьма обрадовался, что нашел из детей моих, ходящих в истине. Глубоко благодарен Богу, сохранившему твою жизнь и здоровье и направившему тебя на путь истины. Глубоко буду благодарен тебе, дорогой мой первенец, если ты потрудишься ради истины, которая пребывает в нас и будет с нами вечно (II Иоанн, 1-2).

Мое родительское благословение и Божья благодать да будут на твоем новом труде, избранном тобою. Ты говоришь, что труд, избранный тобою, материально мало обеспечивает тебя, но Тот, Кто промышляет о всех, доплатит тебе. Потрудись с усердием, искренно, терпеливо перенеси нужды материальные и невзгоды жизни. Будет время, когда ты, пройдя свой жизненный путь, мысленно оглянешься на него и почувствуешь в сердце своем неизъяснимую радость.

Сердечное спасибо, что ты помнишь день именин родившей тебя и своим чутким сердцем спасшей тебя и меня от руки бандитов. Помнишь, как она вытолкала нас в сенник? Она во сне видела всю картину, которая разыгралась вблизи нашего двора. Бандиты все постройки обшарили, а к нам в сенник не заглянули. Ее вера спасла нас с тобою от руки злодеев, чтобы мы еще свершили тот подвиг, на который выслал нас Пастыре начальник. Мать твоя в день оный вторично была в муках рождения за твою жизнь. Часто и теперь она бывает в том же состоянии за каждого из детей породив.

Я не могу забыть ее вопли, когда была получена ложная телеграмма из Чугуева о смерти Нонны. Я был в церкви, исповедовал (был Великий Пост). Зовут меня домой. Какие ужасные страдания она терпела от мысли, что ее ненаглядная, дорогая, единственная дочурка умерла вдали от нее, не испытав в последние минуты жизни ласки матери. Я не в состоянии передать всех терзаний материнского сердца.

С чужими людьми, которых было довольно много, я не в силах был успокоить мать. Представь и мое положение. Подруга жизни моей близка к потере рассудка, а мне, как совработнику Христову, надо идти в храм, где сотни верующих ожидают меня. Перекрестив твою мать, я сказал ей: «твоя девочка жива, и я иду в храм молиться за нее».

«Ты верно говоришь?» — переспросила она меня. «Да, я верю, что дочь наша жива у Господа». Мать перекрестилась и сказала: «Ну, иди, я успокоюсь».

Придя в храм, я повергся перед ликом Той, чье сердце оружие пройде при виде детской боли. Мыслью я излил всю скорбь Ей — Всех Скорбящих Радости — молился я без воплей и без слез, но моя скорбь была, вероятно, не меньше Моисеевой. Детская вера моя и матери, великая жертва Христова и милостыни спасли нашу дочурку на радость нам и на удивление врачам, лечившим ее: она встала, подобно дочери Иаира.

Тоска по тебе уменьшилась у матери, когда она узнала, каким жизненным путем ты идешь. Невыразимо жаль ей Антона, труженика, который паче всего любит дом отчий и ради нас всех молча терпит великого рода лишения и от зари до зари трудится.

Но в муках она за Евгения и Нонну, которые мало находились под влиянием материнским. Евгений 5ый год среди чужих людей обучается ремеслу, а Нонна 5-ый год учится и тоже почти все время провела среди чужих. Оба они испытали всю тяжесть социального материального положения нашего. Оба они стремятся выбиться на лучшую материальную дорогу, и блеск жизни обманчиво манит их к себе. К прискорбию нашему, они льнут к этой жизни, как ночная бабочка к светильнику, который может искалечить их. Они, юные умом, еще не могут понять, что эта иллюзия жизни есть обман все того же духа, который дерзнул сказать Христу: «Весь мир и славу его дам Тебе, если ты поклонишься мне». Но Христос предпочел крест и страдания в этой жизни, чтобы войти в Славу вечную.

Четверо из нас идем безропотно этим Христовым путем, а двое дорогих наших детей идут пока другим путем: наше добровольное крестоношение еще не понятно для них. Для них не понятна сладость креста Христова и благое иго Его.

Ты спрашиваешь, какой урожай, чем занимаемся и вообще как проводим время. Урожай был отличный. Рост хлеба был выше роста человека. В селе нет ни одного человека, который нуждался бы в хлебе. Мы собрали хлеба тоже достаточно: погасили солидные долги, и еще хватит и нам. Самый крупный долг за хату закончен. Хата наша против общественного хлебного магазина стоит другой год не обмазанная за недостатками. Хотелось сделать по вкусу. Живем мы пока все тоже в сиротской хате того Остапа, который часто приходил к нам и говорил: «Вилька, иди, тебя требуют к телефону». И ты шел, одаривая Остапа папиросами. Ни Остапа, ни его жены, ни сына уже нет в живых. Невестка и двое детей в Кременной живут и предлагают нам обменяться хатами и усадьбами. Наша усадьба очень хорошая, летом красивая окрестность, вода хорошая для питья, площадь открытая, большая, выгодна в хозяйственном отношении, привольно теленку, поросенку и гусенку. Улица широкая, красивая. Только зимой весь снег наш, как наша усадьба угловая. Домик, который нам предлагают, в двух комнатах, есть надворные постройки, необходимые для хозяйства. Есть садик и место для огорода, но мало зато. Усадьба живописная: на западе луг и река, капустники, «белая гора» живописно обрамилует окрестность и на юге зеленеет лес.

Дома: я, мама, Женя, дядя и сирота Семен (внук Софрона) живет с нами с голодного года. В кухне мама стряпает, а живем в одной комнате. Размещаемся так: я и Женя на кровати со стульями, мама на диване, дядя на лежанке, Сенька на печке. Если приходит Нонна, тогда Сенька идет к соседям, мама и Нонна занимают кабинет и печку.

Как провожу время. Встаю рано, задаю корму скоту: лошадке, двум коровам и телке. Встают мама, Сенька и дядя. Мы с Сенькою помогаем маме, выносим золу. Сор подметаем, носим приварок с погреба и солому, мама готовит завтрак. К завтраку встает Евгений. После завтрака он уходит в мастерскую к Максиму Ракову, тому самому Максиму, который судил меня и говорил, что видел тебя на дому в то время, как ты, возвратившись из Духовной семинарии, жил мирно у теток в Славянске. Судьбы Божии неисповедимы.

Бывший мой недоброжелатель делается моим доброжелателем, сознательно хочет загладить свою вину помощью своего знания моему другому сыну Евгению. Евгений учится у М. кройке и шитью. Работает он довольно чисто и умело. Плата за 5 месяцев 50 рублей. Евгений приходит домой обедать на один час. Приходит вечером, если не заходит в клуб, то рано, а если бывает в клубе, то поздно. Придя домой рано, занимается с мамой, пишет, рисует. Иногда занимаюсь и я с ним, читает мне из Библии. Вечером, управившись со скотом, мы с Семеном занимаемся. Читаем, пишем и изучаем 4 правила арифметики. Мама топит печку и варит ужин или кипяток для чая.

Дядя ходит днем на ту улицу, где мы жили, там у него много приятелей. Иногда там он и ночует, если есть в кармане финансы. А это бывает после возвращения из Харькова, где у него есть одна семья, которая продолжает благодетельствовать ему. За счет этой семьи он бывает в Харькове, лечится в госпитале и получает небольшие суммы денег. Дядя по отношению к семье таков же, как и раньше: то очень любезен, то очень придирчив. В последнее время он любит хорошо покушать и притом, что легко переваривается. А у нас зачастую бывает простая пища. Он считает нас скаредами и т. п. Потом вмешивается в разговор с моими деловыми или случайными посетителями и гостями и, не стесняясь в выражениях, часто задевает или гостей, или меня, что, в общем, причиняет мне и матери много огорчения. Но как больному и обездоленному мы простим все.

Мои приходские дела неважные и очень скудны. Например, брачный сезон не оправдал полугодового моего государственного налога. Если бы не занимались хозяйством, то было совсем плохо. Пока все еще живем в большой нужде, но все мы закалили себя, так что с Апостолом можем сказать: (Филип., 4:12) «умеем жить и в скудности» — научись всему и во всем насыщаться и терпеть голод, быть в обилии и в достатке.

Спасибо тебе, сынку, за сочувствие к нашим недостаткам, но не скорби об этом. Слава Богу, что все мы живы, здоровы, энергичны, трудоспособны и закалены в труде и нужде. Живем надеждою на светлое и лучшее в будущем здесь и там.

Храни тебя Бог.

Твой батько.

1926

27 марта 1926 года

Дорогой Валент,

Давно получали от тебя письмо. Как твое здоровье, как поживаешь?

Вероятно, у вас уже весна. К нам уже прилетели дрозды, жаворонки и чайки, но погода стоит все время ровная, ночью мороз, а днем растает.

Уже с месяц на дворе сыро и грязно. Утром в церкви стою в валеных сапогах, а возвращаюсь из храма по грязи.

Сегодня я совершил акт большой важности для себя и семьи. Ты помнишь дом Прядкина? Этот дом со всеми благоустройствами, постройками я имел смелость купить у Ирины Федоровны за 1700 руб. 500 руб. уплачиваю после Пасхи, 200 руб. в ноябре месяце, 1000 руб. с рассрочкою платежи на 2 года: 500 р. в 1927 и 500 р. в 1928 г.

Жить в грязном крестьянском доме уже страшно надоело матери. Особенно заедала ее мазка земляного пола и прокопченных стен еженедельно по субботам. А равно больно было смотреть на вещи, которые гибли от пыли или валялись по чердакам и сараям людским. Хочется хоть остаток дней пожить с детьми не по-свински, а по-людски. Мы три зимы ютились в одной комнате. Когда собиралась семья до родного дому, то на ночлег приходилось с грустью идти в чужие хаты.

Антон продолжает службу в Юрьевке, Женя продолжает свое мастерство в Лимане. Нонна дома изучает счетоводство и рукоделье. За Лиманом она нисколько не жалеет. Пиши ей по старому адресу в Лиман. Дядя с нами, все здоровы. Шлем тебе сердечный привет и пожелание встретить Пасху радостно.

Мама радуется, что Пасху ей встречать в своем доме вблизи храма.

Храни тебя Бог.

Любящий тебя, твой Батько.

* * *

16 августа 1926 года

Здравствуй, дорогой и ненаглядный мой первенец,

Спасибо тебе за присланную фотографию. Сейчас я вижу тебя, как живого. Моя одна знакомая (болящая) уже два раза передает поклон мне и маме: что сынок Валент придет домой «просто по-хорошему». А мама, сейчас рассказала, что несколько дней тому назад ты снился ей архиереем. Будто приехал в Лиман и вызывал меня для встречи… Словам болящей я верю, верю и снам мамы.

В виде фотографий ты прибыл домой, может статься, что прибудешь когда-нибудь и архиереем, и я буду встречать тебя. Твой преподаватель, харьковский епископ Николай, выехал за пределы Украины. Товарищ дяди по семинарии и по Чугуеву отец Константин — епископ Сумский (два года управляющий Харьковской епархией).

Ничего удивительного не будет, если после принятия монашества ты в скором времени будешь архиереем. У нас в России в последнее время архиереи шли в какую-нибудь обитель учиться послушанию. Подписывались смиреннейшими, но в действительности смирения у них не было, в чем лично я убедился, соприкасаясь с ними близко в молодые годы. Не было у них и желания отречься от мира и от всего, что в мире. Они в большинстве случаев мечтали о более хлебных епархиях и об орденах и славе.

Но то время прошло. Теперь время расчета за то, что нерадиво возделывали ниву Христову. Пастыреначальник предал наших пастырей в руки сатане, чтобы он сеял ими как пшеницею.

Паства без руководства пастырей ушла далеко по пути неверия, безбожия, разврата, холодности. А все-таки по слову Апостолову и по объявлению великого монаха Макария сатана не может причинять людям зла, не более как ему будет попущено от Господа. Ты просишь у меня благословение на монашество. Бог благословит тебя и управит путь жизненный. Каждый час я прошу Господа, чтобы Он управил детей моих во благое, во спасение.

Могу дать тебе совет: монашество не принимай, а послушником попробуй, пока узнаешь себя, свои силы и путь святой жизни. У меня был в Куряже знакомый старик-иеромонах Дионисий. Он говорил мне: «Не то монах, что живет в монастыре, а то монах, в душе которого монастырь». Тогда я не понимал его слова. Теперь это мне понятно. Любил я монахов, люблю и до сих пор читать их сказания. Сейчас предо мною: духовные беседы, послания и слова Макария Египетского, зачитывался я Иоанном Лествичником и деяниями святых отцев Печерских. В них нравится их смирение, их стяжение, послушание настоятелю, пламенная любовь к Богу и ближним.

Ищи монашества не ради покоя, славы архиерея, но ради всего того, о чем сказано: «Немалый предлежит нам подвиг сокрушить смерть, ибо сказано: Царствие Божие внутрь вас есть» (Лк., 17:21). А некоторым образом воющим и сам воющий с нами и пленяющий нас. По сему, никак да не ослабевает душа, пока не полежит мертвым, пленяющим ее: Слово 4 «О терпении и рассудительности» — глава 16 Макария Египетского.

Не удивляйся, дорогой Валент, что в жизни бывает не так, как мы думали и хотели, а преподносится нам иное. Это бывает даже в мелочах. Например, два-три дня я журился о том, чем я буду платить второй взнос, и детей к зиме надо одеть в теплое, и вот вчера преподносятся мне деньги оттуда, откуда я не ожидал, и в таком размере, что мне не страшен долг. Я полностью, спокойно, когда захочу, буду выплачивать его. Сегодня Евгений привез себе на пальто приличной материи из Славянска и твое письмо из Лимана. Завтра Нонна отправляется в Славянск за тем же.

В Поповке неделю тому назад я слышал, что некоторые лица желают выехать из Болгарии и просят выслать 100 р. на дорогу. Если ты желаешь вернуться на родину или переехать по желанию в другое место, к твоим услугам мои 100 р. будут ожидать твоего ответа. Эта тебе помощь нисколько не стеснит меня.

Урожай уже собрал. Собираемся молотить. Урожаем довольны.

Твои братья и сестра пробивают себе смело дорогу к независимому и безбедному существованию.

Предай себя водительству промысла Божия и не удивляйся тому, что случится с тобой.

Храни тебя Бог.

Любящий тебя, твой Батько.

* * *

19 августа 1926 года

2 Тимоф., 2:4–6. Никакой воин не связывает себя делами житейскими, чтобы угодить военачальнику. Если же кто и подвизается, не увенчивается, если незаконно будет подвизаться. Трудящемуся земледельцу первому должно вкусить от плодов.

Дорогой Валент,

В твоем письме от 20/7/26 есть что-то недосказано: ты замалчиваешь истинную причину, побудившую тебя попробовать отказаться от мира чрез принятие монашества. Ты говоришь, что тебя пугает развязка с жизнью — смерть, и ты ищешь света в монашестве. Смерть для верующего христианина, преданного сердечно Христу, — не страшна. Вспомни, что говорит Св. Павел (2 Коринф., 5:1–10). Ты ищешь света и стремишься к монашеству, а что если на самом деле ты его не найдешь?

Вспомни Христову Невесту Гончарова. Надо идти за светом ко Христу. Он свет, Он путь, Он истина! (Иоанн 8–12). Хочешь быть совершенным? Не имей привязанности и любви ни к чему в мире. Будь нищ духом (Лук., 18–22).

В кротости и смирении служи Богу и людям тем даром, которым наградил тебя Господь. Хочешь лучше служить, будь одиноким, подобно Св. Павлу, и трудись своими руками, никому не будь в тягость. Хочешь, будь странником в этой жизни (переходи с одного места в другое с богомыслием в уме и с молитвою на устах), памятью, что ты гражданин неба и близкий и любезный Христу и Святым Его.

Вспомни украинского философа Сковороду. С котомкой за плечами (в которой хранилась великая драгоценная Библия) обходил он свою родину, заходя к богатому помещику в роскошный дом и к бедному земледельцу в хижину, одинаково внося с собой свет, мир и радость!

Я не хочу настроить тебя против монашества, но по праву отца и друга по мысли и стремлении к свету Христову, хочу предупредить от опасного шага. И мудрая народная пословица говорит: «Семь раз отмерь, один раз отрежь!»

Во дни юности (под влиянием семейных передряг) я хотел быть монахом. Незадолго перед окончанием училища, 17 лет, тайно ушел я из дому, прибыв в Спасов Скит (что при станции Борки). Я тогда не знал ни жизни и ни настоящего монашества. В скиту я встретил радушный прием. Но мне объяснили, что без благословения и согласия родителей и без паспорта поступить нельзя. Среди послушников и молодых монахов я встретил молодого мантийного монаха по имени Евгений. Он со слезами на глазах уговаривал меня отказаться от того решения, которое я намеревался привести в исполнение. Он — Евгений — был красив, статен и здоров телом, хорошо одет, и я любовался им. А он завидовал мне, что я свободен, с завистью осматривал мое форменное платье, любовался поясом и бляхою. Ему было под 26 лет. Евгений поведал мне, что родители по обету определили его в монастырь и что в первое время он и сам ничего не имел против монашества. Теперь же его тянет невыразимо в мир к живым людям. Ему хочется оставить монастырь, а родители грозят ему проклятием, если он сделает это. Он рыдал как ребенок.

Уже в зрелом возрасте, встречаясь с монахами из Скита и Святых Гор, я справлялся о Евгении: бедный не выдержал, ушел в мир.

В жизни я встречал солидных по образованию людей, которые уже в зрелом возрасте искренно сожалели о том, что по окончании среднего образования не посвятили себя Богу и не ушли в монастырь, когда было к тому влечение. В гражданскую войну и в голод я сам, грешник, завидовал людям одиноким, несемейным. Общественное и семейное служение слишком засасывает человека, и он часто бывает рабом общества и семьи. И гаснут в нем высшие идеалы… Часто такому человеку хочется быть совершенно одиноким и независимым ни от кого. Часто хочется сесть у ног Иисуса и слушать единое на потребу (Лук., 10:41–42).

Древнерусское монашество миновало, ушло в область преданий. Монастыри стали служить местом не духовного отдыха, а телесного. Монахи разошлись по мирским кельям и ищут не Иисуса, но вкуса. Стремятся не к подвигам благочестия, но к власти над мирянами. Ведут большие интриги против белого духовенства из-за преобладания над мирянами. Епископы-монахи влачат жалкое существование: материально бедствуют более сельских батюшек — вследствие неприспособленности к жизни, власть над паствою имеют только бумажную, связь с паствою слабая.

Я люблю таких монахов, как наши Сергий Радонежский, Феодосий Печерский, Серафим Саровский (молитвенно я ежедневно призываю их). Люблю таких епископов-монахов, как Митрофан и Тихон Воронежские. На моей памяти у нас в России были пустыни, как Оптина, со старчеством, куда можно было поехать поучиться монашеству. Туда стекались и сливки светского общества, большинство русских писателей и мыслителей за счастье считало побывать в Оптине, и они переживали лучшие минуты и часы своей жизни. Лев Николаевич Толстой любил тоже Оптину и часто посещал ее. За несколько дней до смерти он бежал тайком от домашних (как я от своих во дни юности) и, находясь в обители, сказал молодому послушнику: «Хорошо у вас здесь, никуда не пошел бы отсюда!» Молодой служка, не зная, с кем имеет дело, стал уговаривать великого мыслителя: «Оставайтесь у нас, если вам нравится у нас!» «Я бы остался у вас, но не умею жить по вашим порядкам. Кроме того, меня найдут здесь и не дадут пожить, как я хочу».

Великий мыслитель в последние дни жизни бегал людей и славы человеческой, хотел забыться в уединении, хотел духовно отдохнуть, но ему не давали люди.

Люди часто ищут великих людей из-за того лишь, чтобы поговорить с этими людьми и потом говорить: «Я видел такого-то великого человека и говорил с ним», не понимая, что такая простая болтовня не приносит пользы взаимно: ни тому, кто, ищет, ни, тому, с кем ищут беседы.

Если ты пожелаешь ознакомиться с монашеством, с послушанием, укладом, уставом и прочее, можно будет тебе побывать на старом Афоне. Как посторонний зритель можешь узнать, есть ли теперь монахи, осуществляют ли они идеи монашества?

Если захочешь служить Господу — возлюби Его всем сердцем и всего себя поручи Его водительству, бремя грехов и страстей возложи на Него. Он, Всеблагий, возьмет их на Себя и успокоит тебя. Вооружись Его примером кротости и смирения, тогда исполнение Его заповедей и любовь к Нему будет для тебя слаще меда (Матф., 11:25–30). Тогда ни смерть, ни скорбь, ни сила вражья не разлучит тебя от Христа (Рим., 8:35–39). Не ищи славы, она сама придет к тебе. Уходи от людей, и они придут к тебе. В уме и сердце имей всегда свое спасение, и Господь будет с тобою идаст все необходимое (Матф., 6:33).

* * *

18 сентября 1926 года

Дорогой Валент,

Нас удивляет твое молчание. Узнав о твоем решении отречься от мира, я немедленно ответил тебе с припиской от мамы. Потом недели через две я послал тебе второе письмо.

Сегодня Евгений отправляется в Лиман, и, пользуясь случаем, я хочу написать тебе несколько строк. Все мы здоровы. Помолотили хлеб и заканчиваем осенний посев озимого хлеба.

Прибежал домой Антон поработать дома. Прибрал с току домой корм. А сегодня поехал сеять озимую. С какою любовью, с каким увлечением он трудится и мечтает трудиться во дворе, в поле, и вообще все сельское хозяйство увлекает его страстно. Напротив, и сторублевый месячный оклад с кабинетною работой нисколько не привлекает его.

Дядя сейчас в Харькове. Я послал его с миссией, не удастся ли устроить Женю в какой-нибудь Харьковской мастерской — Швейпром. Женя всякое сельскохозяйственное дело постиг и умеет делать не хуже Антона, но делает это по нужде, без всякой любви и охоты.

Нонна очень интересуется конторским делом, усваивает легко и работу выполняет быстро. Слава Богу, что Он дал всем моим детям светлое сознание, что надо трудиться, не брезгуя никаким трудом.

Глядя на их труд, селяне и в Тернах, и Юрьевке говорят: «Конкуренция трудная с такими — они умеют робыть усе».

Если ты решишь посвятить себя на служение Богу, делай это только по любви к Нему. Это самое высшее дело на земле. На этом пути ты встретишь массу препятствий, огорчений, искушений от мира и от врага нашего спасения. Будь мужествен и всегда бодрствуй над собою, как воин на поле брани всегда готов отразить нападающего врага. Господь открыл великому Антонию, что монах или служитель Божий всегда находится под покровом Небесных Сил, отражающих невидимую брань, направленную со стороны врагов нашего спасения. Но и самому труженику надо бодрствовать до конца жизни. Труден подвиг в начале, в средине бывает легко, и в конце великая отрада и дерзновение, когда со Святым Ап. Павлом подвижник может сказать: «Подвигом добрым я подвизался, течение совершил, веру сохранил, а теперь готовится мне венец правды, который дает мне Господь, Праведный Судия, в день оный, и не только мне, но и всем, возлюбившим явление Его» (2 Тим., 4:7–8).

Приобрети умную молитву. Молись всегда кратко. Сидишь ли за работой, лежишь ли в постели, едешь ли в дороге, сидишь ли среди людей. Молитва умная наставит тебя в страхе Божием, а страх Божий удержит тебя от греха. Чтобы не было скуки, занимайся физическим трудом: огородничеством, садоводством, и осенью, и зимою ручным трудом, какие полюбишь: столярство, сапожничество, портнятство — в жизни это может пригодиться тебе.

Сердечный привет и земной поклон с родины.

* * *

8 ноября 1926 года

Дорогой Валент,

Сегодня проездом через Лиман Евгений захватил твое письмо. Это письмо долгожданное. После твоего письма (в котором ты писал, что поступаешь в послушники) я писал тебе четыре письма, и это первый ответ на них. Твоего обширного послания я не получал. Очень жаль, что оно не дошло по назначению. Я уже думал, что ты заболел, не получая вести от тебя.

Прочли мы с матерью твое письмо с великой грустью. Но твое правдивое письмо о твоем настоящем материальном положении внесло некую светлую мысль в наше мышление о тебе. Твоя мать уже давно своим сердцем чуяла все то, что ты переживаешь. Я был далеко от этого и утешал ее, представляя доводы, что ты сможешь выйти из затруднительного положения, если оно у тебя будет.

В природе после ненастья бывает хорошая погода. После скорби, лишений и невзгод бывают радости, довольство и хорошее самочувствие. Твое письмо побуждает нас с матерью и Евгения прийти тебе на помощь: возвратиться домой на родину. Евгению обещали некие лица, родственные нам, тебе дать отзыв на выезд в дорогую родину, а я изыщу материальные средства на дорогу. Я думаю запродать свиней теткам за 100 рублей и выслать тебе.

Племянник, почтовый чиновник, сообщит мне, как переслать тебе деньги, а ты сообщи, какими деньгами переслать тебе: русскими рублями или долларами.

Как получишь это письмо, отвечай. Если не пожелаешь ехать домой, едь, куда тебе сердце подскажет, мы с мамой не будем тебе перечить. Хотя ты не знаешь никакого мастерства, но в России всем есть место и работа, было бы желанье. Но у тебя могут быть учителями и братья — они ведь ремесленники. Женя живет в Славянске у теток. Пристроился в училище кройки и шитья в «Швейпроме». Он хочет принять горячее участие в твоем возвращении на родину. Знакомые его говорили ему, что теперь возвращение на родину облегчено, если будет отзыв трех лиц, и таких уже два лица у тебя есть, а третий найдется. Пока будет. Оставляю место для матери, да и устал.

Сегодня Дмитриевская суббота. Дел дома и в приходе было на весь день.

Прекрасно небо в Болгарии, но величаво оно и в Малороссии. Помни Гоголя «Днепр» (1).

Последний мой план разогнал грустные мысли, появившиеся при чтении твоего письма. Пусть повеселит это и тебя, чтобы ты бодрей и смелей смотрел бы на жизнь. А что в людях разочаровался, это пусть будет тебе хорошим уроком: когда будешь занимать значительное положение среди братьев-людей, тогда будь сам ласков, приветлив и отзывчив на чужое горе. Обогревая других, ты и сам будешь испытывать внутреннюю сладость (это мой опыт жизни).

Будь здоров и благополучен, храни тебя Бог.

Целую тебя.

Твой Батько.

1927

12 июля 1927 года

Дорогой Валент,

Письмо твое с адресом для пересылки денег Благовидовой.

Не позже 17 июня деньги (30 руб.) будут отправлены по твоему указанию. Я не спросил тебя: нужно ли выслать почтовую квитанцию тебе или Благовидова сама известит твоего знакомого в получении денег?

То, что я посылаю тебе, не будет тяжелым бременем для меня. Возраст твой ни при чем: я плачу долг детям. Помогаю я пока всем детям: Евгению и Нонне и Антону. Всех одинаково жаль, всем хочется помочь, чтобы они не испытывали горечи нужды и устроили жизнь свою более сносно, более удобно.

Ты считаешь себя ни к чему не приспособленным к жизни, но когда-то ты сам писал, что в этом сотни тысяч людей не повинны, что жизнь не так сложилась благодаря историческому водовороту. Не падай духом, смотри на жизнь бодрей и с верою в лучшее или здесь, или там.

Ищите прежде Царствия Божия, и все необходимое в этой жизни будет дано.

Иван Иванович был бетонщиком в Париже, а теперь в Харькове первый между инженерами по бетонным постройкам.

Если тебе не удастся устроиться по той специальности, к которой ты стремишься, начинай то великое дело, которое думаешь осуществить в жизни при тех познаниях, которыми ты обладаешь в данное время. Душа дела не в знании, а в энергии, которую человек вкладывает в дело.

В особенности это приложимо к делу нашего спасения.

А чтобы никому не быть в тягость, изучай какое-нибудь мастерство, которое можно усвоить и взрослому, возможно, в малый период времени. Я знаю, что многие у нас скоро изучили взрослыми плотническое ремесло, малярное ремесло и портняжное. К этим ремеслам нужны самые незначительные инструменты.

Ты интересуешься, что делают братья и сестра? Нонна помогает Антону. Антон через месяц бросает бухгалтерию, чтобы заняться земледелием без помех, и когда устроится, то напишет и тебе. Евгений живет в Славянске, работает в «Швейпроме». Тоня и Александр живут в Поповке. Александр служит старшим кондуктором на Северо-Донецкой железной дороге. Сестры мои, Дуня и Маруся, живут без нужды, но много работают по-прежнему.

Будь здоров и благополучен.

Храни тебя Бог

Любящий тебя, твой батько.

Привет от всех с дорогой родины.

* * *

7 августа 1927 года

Дорогой Валент,

Письмо с иконою Св.Вел. Пантелеимона получили и просьбу твою исполнили. Через два дня память Вел. Пантелеимона, буду молиться и в храме.

Я, когда прихожу в храм, то всегда кладу земной поклон Великомученику Пантелеимону и, лобзая его образ, прошу у него ходатайства пред Богом и христианской кончины. А Святителя Николая Чуд. прошу, чтобы он был Ангелом Хранителем моим и моей семьи. Если я достану на бумаге образок Св. Николая, то пришлю.

Все мы, по милости Божьей, в данное время здоровы. Нонна уже в Чугуеве. Антон оставил службу и сегодня должен прибыть домой, чтобы вести натуральное хозяйство. Евгений сегодня уезжает в Славянск к своим занятиям. Он помогал Антону свезти сено и хлеб, хлеба у нас немного. Косовицы осталось на один день, если не будет дождя. Большая часть июля месяца прошла в дождях, местами дождь причинил значительный вред хлебам. Урожай у нас средний.

Злобные у нас новости — это кражи в храмах. В ночь на 21 июля было покушение и на наш храм, но заступлением Св. Николая Чуд. грабители были отогнаны в начале покушения. 11 июня было малое освящение другого храма, где грабители, взяв два платка, произвели большой беспорядок. Собака указала на Ивана, которого отец при освящении храма был церковным старостою. Кражи были в Поповке, Юрьевке. Все незначительные, но все же явления обидные.

На Илью была ярмарка, очень бойкая по торговым оборотам. Был у нас Александр Милитев. Приходил с сыном Евгением на ярмарку посмотреть и прозондировать насчет наследства. Горе родителям ничего не иметь, но еще большее бывает горе детям при делении родительского наследства.

Прими привет от Тони и Александра, от дяди Миши и всех нас.

Храни тебя Господь.

Пиши чаще, любящий тебя твой батько.

* * *

27 августа 1927 года

Дорогой Валент,

Завтра у нас, как и у вас, большой праздник Успения Божией Матери. В храме буду молить Царицу Небесную, чтобы Она сохранила твою жизнь. Люблю я праздники Богоматери, и светло, и радостно справляю их в доме Божьем. Пусть Богоматерь вольет радость в твои грустные думы и сердце твое пусть забьется радостью в надежде на лучшие дни впереди.

Грустит и печалится по тебе и твоя родительница. Горюет она и по другим детям и не спит по ночам. Не удивляйся тому, что в предыдущем письме она высказала много горечи. То боль ее сердца. Устала она, бедная, в жизни. Работа до усталости и переутомления ежедневно, забота о детях и думы, чтобы они были довольны и радостны, подточили ее крепкий организм. От цветущей мамы осталась одна тень. Я ее бодрю и подкрепляю верою и надеждою на Бога, водительству Которого предаю себя и детей.

Будь здоров и благополучен.

Храни тебя Бог, любящий тебя, твой папа.

Матрена Егоровна Лялина гостила у нас неделю и кланяется тебе.

* * *

24 октября 1927 года

Дорогой Валент,

Пользуясь отъездом Евгения в Славянск, собираюсь написать тебе привет от всех домашних.

Все наши в разброде. А потому очень грустно на душе и тяжело. Мама уже две недели, как у Л. в Кремень лечится у тамошних врачей. Ноги отказались носить труженицу маму. Случилось это с нею в начале сентября. И чем далее, тем хуже. Главный врач сказал ей, что болезнь мамы запущена. Лечиться ей надо водолечением или электричеством. Но такое лечение теперь не по нашему карману. Это лечение стоит сотни рублей, и прожить в Харькове стоит громадные деньги. Уповаем на помощь Божию и содействие Св. Угодников Его.

Мама пробудет в Кремень две недели. Я буду в К. и оттуда еще напишу тебе больше.

Антон в Юрьевке: ликвидирует подсолнух и долги. Долгов у него столько, что не только подсолнуха, но и волос не стало бы, если бы все его кредиторы предъявили их сразу. Но Антон сам не волнуется за долги, думает постепенно ликвидировать и со временем мечтает быть крупным плантатором! Мысль эта бодрит его и увлекает на работу.

Нонна собиралась приехать домой на время, но получила место секретаря в Театре в Чугуеве и приедет домой, может быть, только 21 ноября. К нашему семейному празднику. Будем поминать родных и бабусю Прядчиху. Женя работает дома и числится на Славянской бирже «безработным». Дядя немного успокоился с получением пенсии. Тоня и Александр здоровы.

Будь и ты здоров и благополучен.

Храни тебя Бог.

Любящий тебя твой родной батько.

* * *

4 декабря 1927 года

Верою укрепляйся в немощи… Евреем, 11 гл., 34 ст.

Дорогой Валент,

Сегодня передали твое письмо. Оно проникнуто тяжелою грустью и печалью о разлуке с родиною. Господу Богу угодно врачевать наши немощи душевные и телесные скорбями, служащими нам к пользе временной и узкими и смиренными путями ведущими нас в обители Отца Небесного, где ожидает нас покой, радость и сладость неизреченная!

По милости Божией и ходатайству Богоматери и Святых Угодников, мать твоя еще жива и от мертвых воскресает.

Болезнь матери собрала всех детей к домашнему очагу, и твою мысль, дорогой сын, приковала к матери. 23 октября, по церковному стилю, маме стало очень плохо. Все окружающие ее увидели, что жизнь ее угасает. Я перепугался от мысли, что не приготовил ее должным образом к переходу из сей жизни в другую, не пособоровал ее.

Матрену Егоровну с Антонием послал в Кременную купить все необходимое к погребению. Послал за священником в Ямполовку с просьбою явиться пособоровать мать. Теперь в Ямполовке другой священник, а отец Владимир в Редкодубе.

Сам же я отправился в храм Святителя Николая и, повергшись пред иконою Богоматери «Всех скорбящих Радости», со слезами и рыданием просил Матерь Божию умолить Сына Своего о продлении жизни на один день, дабы я успел выполнить последний долг по отношению к своей подруге жизни. Я говорил Богоматери: «Один друг юности оставался у меня, и того ныне, Богоматерь, я лишаюсь, останусь в сей жизни я круглым сиротою. Этому последнему моему другу дай жизни один день, я и тем буду доволен».

Приехал священник. Началось соборование. Мама лежала с закрытыми глазами, она все слышала, на некоторые вопросы силилась отвечать. Во время соборования она несколько раз перекрестилась. Проводив священника, я пошел к И., там делали гроб для мамы. Гроб был закончен к вечеру. К полудню возвратились наши из Кременной с покупками, потребными на всякий печальный случай.

Три дня тяжело было маме. Все казалось, жизнь ее угасает. Но потом ее мысль стала проясняться, она периодически стала говорить.

Лекарства все мы отложили в стороне, предав мать в руце Божии. 30 октября в субботу перед вечерней я отслужил в доме Молебен Всех Скорбящих Радости и Великомученику Пантелеимону. В воскресенье и последующие дни маме стало лучше и лучше. Она стала просить есть и пить. Временами стала говорить без умолку. Мы давали и теперь даем ей кушать все, что ни попросит она.

Когда она употребляла лекарства, то желудок ее не работал. И только сильными средствами удавалось очистить его. Мы за нее боялись очень, если это останется у нее навсегда. Но вчера и сегодня мы утешены: желудок начинает работать нормально. У мамы начинает одновременно проясняться мысль, когда ей нужно сделать естественные отправления. До сего же времени она делала на постели бессознательно.

Начинает она чувствовать боль в левой ноге (парализованной). Быть может, по милости Божией, с возрастанием физических сил мамы пройдет у нее сколько-нибудь и парализация руки и ноги. Быть может, она сама будет подыматься на постели и сидеть. Теперь она сама подымает голову на полвершка от подушки. Мысли ее часто путаются, очевидно, и мозг ее был задет парализацией.

Получив твое письмо, сегодня я поцеловал ее в лоб, глаза, щеки и сказал, что это целует ее сын Валент и шлет ей сердечный привет. Во время писанья письма я спрашивал маму, что она желает передать тебе. Она сказала: «Скажи ему, я рада, что ко дню моего Ангела собрались вокруг меня все дети совокупно с Валентом, который мысленно присутствует здесь».

23 ноября, в день Святителя Митрофана Воронежского Чудотворца, я предполагал после заутрени служить молебен с акафистом этому Святителю, которого совместно со Святителем Тихоном я глубоко уважаю и люблю.

«Бог наш всегда днесь во веки, Тот же Силен и умершие возставляти».

О домашней жизни напишу отдельно. А сейчас пора ложиться, пробило два часа ночи. Я один держу дежурство около мамы. Нонна с Антоном уехали после обеда в Юрьевку. Евгений, дядя, Семен и мама спят, спатки и мне хочется.

В заключение скажу тебе, дорогой Валент, чрезмерно не грусти и не скорби. Господь везде с нами. Передавай Его Водительству и себя, и близких сердцу. Все тебя целуют и шлют тебе привет. От неудач не падай духом, мыслью и желаниями будь выше земных потребностей. Духом будь бодр и весел.

Целую тебя крепко в лоб и глаза.

Любящий тебя твой Батько.

1928

19 февраля 1928 года

Дорогой Валент,

Завтра собираюсь ехать в Славянск к благочинному с денежным отчетом и годичным докладом о приходе. Антону предполагаю сдать это письмо на почту.

Вчера мы справляли «девятины» мамы. Кстати, вчера была родительская суббота. Из церкви пригласили бедняков в дом и накормили их. Сегодня семейным образом справляли именины (или правильнее день рождения) Евгения и Нонны. Были Измаиловы две и Тоня с Александром и детьми. Матрена Егоровна тоже еще у нас, пробудет до второй недели Поста. Антон отсутствовал: он в Сватовой по личному делу.

День провели приятно. Вспоминали и тебя, что и ты через 10 дней будешь именинник.

Тоня просила кланяться тебе. Александр получает жалование до 100 руб. в месяц. Жить можно было бы хорошо. Но он в последнее время полюбил алкоголь, а потому часто непроизводительно делает растрату и в пьяном виде деспотически обращается с семьей и часто причиняет ей чувствительные обиды.

Хотя мое письмо опоздает к твоим именинам, но все же я пишу ко дню твоего Ангела и желаю тебе доброго здоровья и великодушия при помощи благодати Божией в твоих лишениях, в тоске по родине и в утрате матери!

Лично я постепенно, думаю, примирюсь с потерею дорогого друга и жизненного моего Ангела-спутника. В последние годы жизни, предав себя и дорогих моему сердцу жену и детей водительству промысла Божия, я спокойно смотрю на смерть мамы. Думаю, что, по Божьему, так нужно, так лучше для самой мамы, а может быть, и для моих детей. Мама сильно устала на своем жизненном семейном посту: она нуждалась в отдыхе, и Бог дал ей такой покой.

27 дней своей последней жизни она очень страдала, но никому и ни на что не жаловалась. Окруженная сердечною ласкою мужа и детей, она выражала спокойствие и довольство на своем лице, особенно поразительно выразилось это на ее лице, когда она лежала во гробе: глаза ее навеки закрылись, но лицо было как у живой, светлое и радостное, улыбающееся.

Умерла она в половина первого полуночи под 28 января, пятницу. Вынос состоялся вечером в храм, и совершенно было всенощное бдение «парастас». Всенощную совершал я в сослужении соседнего священника, пел местный хор. 29-го — литургия, а в два часа дня звон и в три отпевание, во время прощанья народа совершалась вечерня.

До смерти мамы были сильные морозы, а в день смерти и погребения стояла мягкая, ласковая погода, а потому отдать последний долг маме собралось народа очень много. Сердечная приветливость мамина ко всем, отзывчивость к бедноте, незлобие и другие отличные черты характера вызвали у окружающих искренние слезы сожаления о разлуке с нею, сочувствия ко мне и детям сиротам и молитвенное настроение о упокоении ее в Царствии Небесном.

Сильно плакали наши: Тоня, Нонна и Евгений, я и Антон сдержанно. Мы были погружены в молитвенное настроение о упокоении умершей в обителях Отца Небеснаго.

Я имел мужество сказать надгробное слово, которое со временем сообщу тебе для памяти о матери.

Антоний привез тетю Дуню и Наташу. Тоня и Александр с детьми прибыли сами.

Итак, дорогой Валент, нет у тебя мамы на земле, а у меня супруги, но есть у нас обоих на небе Ангел Хранитель, который будет умолять Господа, Пречистую Матерь Божию и Святых Угодников Божиих о нашем благополучии в сей земной юдоли и о вечном покое на Небе. Вечная память нашей матери! Говорил сегодня странник в нашем доме, пусть же и мы с тобою скажем: «Да вселит Господь Бог усопшую рабу Екатерину в месте покойном, отнюдь же отбеже всякая болезнь, печаль и воздыхание, идеже присещает свет лица Божия и веселит вся святые от века! Аминь».

Евгений будет в Славянске. Антон дома и в Юрьевке, а Нонна сказала, что не оставит меня одного.

P.S. Нонна обещает не расставаться со мною. Евгений будет жить в Славянске, а Антон в Тернах и Юрьевке.

* * *

21 марта 1928 года

Дорогой и милый мой скиталец Валент, твое письмо от 8-го марта я получил.

Утешать тебя в горе я не смогу: словами этого не сделаешь. Утешить тебя может только Един Господь Иисус Христос и Утешитель Его Дух Святый, Которого Он ниспослал в мир утешать всех, всем сердцем верующих в Него и исполняющих Его святые заветы, заповеди.

Великий Антоний сказал: «Истинно блажен тот, кто бодрствует над собою и исполняет заповеди Господа нашего Иисуса Христа: он сподобится истинного разума, исходящего от Господа, и возможет сказать: “Удивися разум Твой от мене” (Псал. 138–6)».

При свете Закона Божия, мой дорогой сын, яснее для нас все скорби и лишения наши: вспомни величие Иова и бессмертные его слова: «Господь даде и Господь взях: буди имя Господне благословенное от ныне и до века!» Святой Апостол и нас с тобою побуждает в нашем положении взирать на Иова. Ты, дорогой, в детстве и юности пользовался любовью и лаской матери, а я свыше 30 лет пользовался от нее тем же, как супруг и друг ее юности. А сколько людей, которые в ранние годы лишаются ласки матери и ласки супруги.

Завтра я буду поминать твою мать и молиться за нее в храме в день ее сороковины. Будем с тобою всегда молиться за нее. И будем всегда помнить и свой исход и готовиться к нему: это возбудит в душе нашей страх Господень, а страх Господень, по опыту Великого Антония, искореняет из души все грехи и всякий вид лукавства: начало премудрости и начало всех добродетелей страх Господень.

Скажу тебе, дорогой сын, и от себя, было время, когда люди уходили от мира в пустыню и там разными путями совершали свое спасение не без скорби, болезни и лишения. А в наше время убежать в пустыню нельзя, а что же нам делать теперь, когда род христианский начинает переживать допотопный период времени?

Подобно Ною, заключившемуся в ковчег, нам надо замкнуться внутрь себя и стремиться познать Бога и самого себя, познать Закон Божий (постоянным чтением Священного Писания и размышлениями о нем), и по заповедям Божиим направим свой жизненный путь, приводящий в вечное царство Христа Бога нашего. А всем нужным в этой временной жизни Он Сам поможет нам, по Своему неложному обещанию.

Радуюсь, что ты, Валент, полюбил труд, это принесет тебе великую пользу душевную и телесную. Люблю и я труд. На отдых я употребляю 4–5 часов в сутки. И я бодр, весел и чувствую себя довольным и счастливым. Уныние и малодушие чужды мне. Всегда призываю Божие благословение и на твой труд. Да будет оно (благословение) содействовать и споспешествовать во всех твоих делах и путях жизни. Аминь.

Здоровье мое бодрое и как будто лучше, чем раньше. Служу весь пост без пропусков, как и в молодые годы. Не утомляюсь и испытываю при служении некое духовное утешение. Дети все здоровы и все трудятся. Если тебе нужна будет материальная помощь, проси у нас откровенно, всегда поможем тебе.

Будь здоров и благополучен.

Завтра Антон едет в Лиман за Нонной и опустит это письмо.

Любящий тебя, Твой Батько.

P.S. Дядя Миша стал болеть: день и ночь крутят ноги, и болит поперек так, что он ходит, согнувшись дугою.

* * *

3 мая 1928 года

Воистину Воскресе! Дорогой сынку Валент,

«Воскрес Христос, и жизнь водворятся всюду, даже и там, где прежде была область смерти и тления. Воскресе Христос, и нет ни одного мертвого во гробе: ибо Христос воскресший из мертвых, начаток умерших бысть» (1 Кор., 15–20). «Он первый воскрес, как глава, а потом восстанут и все члены Его, верующие в Него и имеющие в себе животворный дух Его» (1 Кор., 15:21–23; Рим. 8:2). Из «Слова» Иоанна Златоуста, читаемого в первый день Пасхи в конце утрени.

Эти мысли должны разогнать наши мрачные мысли о наших дорогих усопших. Вера двигает с места горы, она же заставляет говорить усопших. Киевский подвижник Марк-гробокопатель в первый день Пасхи на свое приветствие «Христос Воскресе, братья!» — услышал: «Воистину Воскресе!» Макарий Египетский в пустыне беседовал с черепом жреца, и череп поведал, что есть муки умершим, но не одинаковые, и когда святой Макарий возносит молитву о всех умерших, то они испытывают некоторую отраду.

В конце канона за усопших есть молитва (она же и в конце полуночницы): «Помяни Господи Боже наш, в вере и надежде живота вечного, представляшияся рабы Твоя, аще бо и согрешивших, но не отступиша от Тебя, тем же милостив им буди и веру яже в Тя вместо дел вмени и со святыми твоими упокой», в Часослове на полуночницу найдешь эту молитву. Эта молитва бодрит живых при мысли о усопших.

За маму свою не горюй, а когда вспомнишь ее, скажи от всего сердца и вздохни: «Господи, упокой ее со святыми».

С Пасхи я служу ежедневно до Вознесенья за маму и за усопших, зимой было страшно холодно, а потому сорокоуст я перенес на это время.

Из письма твоего вижу, что тебе и тяжело, и грустно, и тоскливо. Молюсь и буду молиться, чтобы когда-нибудь Господь утешил тебя и облегчил твоя страдания. Опытом жизни я дошел: страдания и лишения, ниспосылаемые Богом, имеют благие последствия. Счастлив тот, кто сумеет со смирением и покорностью воле Божией претерпеть злоключения.

Спасибо тебе, сынку, за привет и поздравление с днем Ангела. Через два дня будут мои именины. Под праздник служу всенощную, а 23-го рано литургию с расчетом, чтобы поспеть на молебен в храмовой праздник в Поповку и заодно побывать у Тони. А может, погода или приходская треба
заставят отпраздновать дома в кругу своих.

Все сейчас дома. Антон сдает свое канцелярское дело, Евгений шьет брюки заказчику, а Нонна справляется по дому и помогает Антону.

Дело с думами не ладится. Я предполагал, что Антон передаст свое дело Нонне, и она будет работать под его руководством, но он в другой раз отказывает прийти на помощь Нонне. В прошлом году Нонне было предложено жалованье (как помощнице Антона) 25 руб. в месяц и командировка на курсы счетоводов. Антоний все это скомкал, против жалованья протестовал, а работать даром Нонна сама не захотела и вынуждена (с большою горечью в сердце) выехать в Чугуев. Но и там, не будучи членом союза, не могла получить места. С марта месяца можно было пристроить Нонну руб. на 40 в месяц, но, несмотря на мою просьбу, Антоний запротестовал и здесь. Вообще, действия и поступки Антония по отношению к членам семьи странны с осени прошлого года. Со мною не советуется ни в чем и моих советов как бы не замечает. Наделал массу долгов (он это скрывал от меня). Три лошади прозимовал, а весною чужим людям помогает обсемениться, а мои нивы уже месяц ждут пахаря-сеятеля!

Сегодня председатель Зем. отдела передал Антону (через член-совета), чтобы наши нивы были обсеменены. Все это я терпеливо снесу с помощью Божьей.

P.S. Заключение письма: Будь бодр, дорогой сын, унынию не поддавайся. Уповай на Бога. Помни, что Он всегда тебя видит. Молись Ему часто. Как сын к отцу. Я сам то делаю, и мне хорошо и легко.

* * *

3 июня 1928 года

Господь услышит мя внегда возвати ми к Нему. Услышит мя Бог правды моея

Дорогой и незабвенный сын Валент,

Я, Нонна и дядя Миша сейчас обсуждали твой вопрос: ехать ли тебе домой. Из твоих писем мы знаем, что ты тоскуешь и по родине, и по нас.

Если будущее для тебя безразлично, то попробуй вернуться домой. Твоему приезду мы будем рады. А лучше ли тебе и нам будет от этого в материальном отношении, это второстепенное. Пусть будет так, как Бог устроит. Самое главное то, что мы увидимся лично. Ты можешь прожить и тем ремеслом, которое знаешь или которое сможешь изучить и дома.

В прошлом году весной я справлялся в Славянске у прокурора, каким способом можно тебя вызвать домой. Он сказал, что правительство и само озабочено об эмигрантах. Я полагал, что будет амнистия в десятилетие республики, но ее почему-то не было.

Справляйся сам у Русского консула, что тебе нужно для получения визы на выезд в Россию.

Пиши, какая и в чем будет заключаться моя помощь тебе в данном случае.

Кланяется тебе дядя, Измаиловы и Женя.

Храни тебя Бог.

Твой Батько.

* * *

10 сентября 1928 года

Дорогой и милый Валент,

Вчера получил твое письмо, которое пролежало в Кременной неделю.

Первое твое письмо летнее я получил (в нем ты писал о болезни друга).

Я и Нонна послали тебе два письма, в которые вложены были три фотографии. Я один, я и Нонна, я, дядя Миша и Нонна. Адресовал письма на монастырь Св. Кирика.

После этого мы будем писать тебе чаще. То было страдное время, граждане носили и возили с поля домой. А теперь будут молоть и возить муку и зерно на базары в Кременную и Лиман, а потому каждую субботу будет оказия или Лиман, или Кременное.

Урожай у нас получился очень хороший, особенно на яровой хлеб, который уродился на славу. Зато большой или правильно совершенный неурожай в тех губерниях, откуда мы возили хлеб в 21–22 г. Из тех мест уже появляются этапы за хлебом к нам. 90 пудов хлеба продал и я в этом месяце.

Хлеб я убрал сам наемным путем, ребята отсутствовали. Вчера получил от Евгения письмо, трудится он много, так же, как и ты, лазит он на крыше завода (в Алчевске), только в роли плотника зарабатывает в месяц более 100 руб., а пахари и другим расходом тратит 35–40 руб. в месяц. Страстно соскучился по дому, но хочет закончить сезон до Покрова. Пишет, что обстановка труда очень надоела. Но Евгений задался мыслью доказать, что и он не трутень и кое-что может делать, невзирая на большие лишения и неудобства в жизни.

У Евгения по отношению к дому и родным характер твой. Любит он часто писать домой и просит, чтобы ему писали часто. Даже и почерк твой.

Антоний полтора месяца отсутствует на «Днепрострое». Оттуда ни одного письма не прислал. Позавчера я узнал, что он у теток живет около двух недель, а ко мне не обмолвился ни словом. Я крайне удивляюсь его отчуждению от дома. Он бросил свою «экономию» на произвол судьбы, не сказав никому ни слова, его посев ликвидирует Нонна. Я об Антоне писал в предыдущем письме с Нонною.

Если ты не получил наших писем с фотографиями, то я напишу тебе подробнее об Антоне в другое время. Скажу тебе только, что он наделал долгов до 1000 руб. Половину их, я думаю, сумею ликвидировать до зимы.

Все здоровы, все тебе кланяются. Заканчиваю письмо спешно, сию минуту едет человек в Лиман, и я хочу сдать письмо на почту. Нонна тебе напишет. Влагаю тебе письмо дедушки и Тони, из которого ты увидишь, как они любили тебя в детстве. Если ты будешь жив и здоров в родной земле, не забудь Тониных детей. Жизнь ее плохая. Я напишу тебе очень подробно в другом письме.

Храни тебя Бог.

Будь здоров и счастлив.

Любящий тебя, твой Батька.

1929

1 февраля 1929 года

Дорогой и милый сын Валент,

Посылаю тебе весточку о себе из дома Лялиных, где сохранилась к тебе любовь и теплые воспоминания о твоем детстве и юности.

Михаил Егорович служит диаконом где-то возле Кременчуга, а Матрена Егоровна живет с невесткой и внуком. Внук копия отца: рослый (9 лет ему), задиристый, учится хорошо.

Матрена Егоровна стала слаба: бессильна собственно к работе, а так еще движется и мелкую работу по дому справляет. Жить им стало очень трудно. Летом дачники дают им небольшой заработок, они кое-как делают ремонт дома и одеваются. А зимой невестка поденным путем и с комисейной продажи вещей добывает пропитанье семье. Дрова возит из лесу на салазках сама с риском быть оштрафованной.

Ну, дорогой, скажу тебе несколько слов и о себе. На праздниках я и Нонночка послали тебе письма с поздравлением с Новым годом. В письме сообщали тебе и о желании попробовать заочные курсы. Если это не будет очень обременять тебя.

На днях получил весть об Антоне. Служит мой «Иосиф» в Курском г., в совхозе. Скорбит о том, что причинил скорби и потери близким и хорошим знакомым. Вот выдержка из его письма: «Вина моя перед родными велика до краю и неизгладима мною до самой моей могилы. Если бы было возможно изменить положение и осчастливить моих дорогих родных ценою моей жизни или вечным моим рабством, то, наверно, я в настоящее время не поколебался бы понести такую ничтожную жертву…»

Теперь Валент может понять, что переживает мой Антосик и твой любезный брат. Я за него молюсь, день и ночь, чтобы он был здоров и покоен. Адрес его точный я не знаю, но приблизительно. Я хочу ему ответить, чтобы утешить его хоть сколько-нибудь. Хотя и с большим трудом, но долги его я погашаю и улаживаю.

Трудно мне приходится, но я больше страдаю за те переживанья, которые выпали на долю второго моего скитальца, сына Антония. В письме к своему хорошему знакомому Антосик еще между прочим вспоминает: «1928 г., наверное, очень и очень на долгое время оставил мне о себе память. Я чрез свою глупость понес много ошибок сам, много и через других, кроме того, была просто насмешка судьбы и … но все прошло. Как и минул 1928 г., остались только: не изглаженный мой позор да моя потерянная честь. Отчего часто на сердце приходит тоска».

Милый Валент, вечером и утром на молитве вспоминаю брата. Чтобы Дух Святый Утешитель дал ему, Антону, покой душевный. Я тоже буду молить Господа Иисуса Христа, Его Пречистую Матерь и Преподобных Серафима и Сергия.

Антоний находится (в моем благословении) под покровом Преподобного Серафима, которого я просил и прошу хранить моего Антона. Очевидно, святой угодник взял его под свой покров, потому что конец скитальческой жизни Антония положен в Курской губ. Курск — родина Святого Серафима. Этот угодник отличался при жизни особенною ласкою и приветливым обращением с людьми. Его дух жив и ныне среди верующих русских людей.

С детства и юности любил я читать Жития Святых, и теперь эти повести служат утехою моей старости. В последнее время я достал Житие Святых, Филарета Черниговского, в них подробно описано жизнь святых русских людей. О, какая это красота! Каких изумительных подвигов, трудов, лишений и часто незаслуженных обид преисполнена жизнь этих счастливцев, наших святых подвижников. От людской зависти, от злобы часто убегали они, святые подвижники наши, в дебри лесов и болот. Питались часто, как птицы и звери, иногда травою, орехами, желудями. Из своих рук кормили сухариками медведей и диких волков, а крошками хлеба питали стаи диких птиц. А когда люди находили их и хотели погреться возле них и добыть у них света жизни, эти люди несли свет Христовой жизни, Его ласку и тепло и в дебрях лесов, и возле болот. Воздвигались чудные обители рассадника просвещения по Св. Руси, и чудные гимны неслись, как фимиам, ко Творцу мира.

Нонночка предполагает курсами заняться после Пасхи. А вот уже завтра и преполовение к Пасхе. Я служил весь пост не опустительно. Пока здоровье позволит, подкрепленное благодатью Божией, буду служить. В церкви читаю каноны сам и пою ирмосы с помощниками.

  1. Пожалуйста, объясни мне, как понимать значение слов: «Дуси и души восхвалят Тя Господи»? Какая разница в словах «Дуси и души»?
  2. Какой смысл бросанья щепотки земли на гроб покойника, когда его опустят в могилу? Я знал, да забыл, а в своих книгах никак не найду объяснения.

Привет тебе от брата и сестры. Отдельно от дяди Миши и Тони и от Измаиловых.

Будь здоров и счастлив.

Храни тебя Господь.

Любящий тебя

Твой батько.

В Париже где-то Сережа Орлов и один земляк терновский, которого адрес я сообщу тебе в ближайшее время.

* * *

24 марта 1929 года

Милый и любезный сын Валент,

Твое письмо (от 1/3) я получил позавчера. Оно неделю пролежало в Кременной. Завтра Женя едет в Славянск, и я воспользуюсь случаем, чтобы сдать в Славянске мое посланье.

Чтобы не забыть, скажу сейчас: не забывай в своих письмах посылать привет дяде Мише и Измаиловым. Они всегда слушают с удовольствием твои посланья. В последнем письме не было привета дяде, и я уже прибавил ему привет от себя. Он вообще нервный и щепетливо обидчивый, а теперь, когда он стал хилый и больной, тем более стал обидчив. У дяди большая слабость. Никуда не ходит. Сидит в комнате возле печки и курит по старине.

Ты спрашиваешь, что думает делать с собою Евгений в дальнейшем? Думаю, он предполагает многое, но возьмется за то, что случится.

Через две-три недели он предполагает уехать в Керчь и с другими тернянами что-то строить, что-то созидать: какой-нибудь завод или здание, в котором будут работать другие (более его имеющее право), родившиеся под счастливою звездою. А Евгений, чрез свое происхождение, лишен даже право на голоса, а значит, и право на какую бы ни было гражданскую службу. Закрыты ему двери и к храму науки.

В одно время Евгений очень горевал, что я не дал ему образования, хотя бы такого, как Нонне, но оно, быть может, принесло бы больше огорчений и разочарований. Я знаю, что с таким происхождением Евгения вылетели бы из последнего семестра высшего учебного заведения и лишался и будет, быть может, лишаться гражданской службы. Осенью Евгений призывается на военную службу. Если он будет призван, то это, быть может, изменит его социальное положение. А не пойдет служить, закрепится на заводе и наверстает то образование, которого ему не удалось получить во дни юности.

Я рад и тому, что дал ему ремесло в руки. Он теперь не зачинен. Уже теперь он лучший мастер в родном селе и завален работою. Правда, работает он медленно, но зато со вкусом и аккуратно.

Мать ваша, дала вам, дети, хорошие умственные природные способности. И Евгений отличается остротою ума и способен на всякое дело. Характер у него очень общителен, и он любит общество, и мужское, и женское. Любит кинематограф и другие удовольствия. В чтении не прилежен, и усидчивая наука не по нем. Его привлекает конторское и бухгалтерское дело, но, по-моему, это не по его неусидчивому характеру.

Нонна хотела учиться и смогла бы отлично учиться, но ее не пустили: социальное положение и мое безденежье.

Про Антона говорили, что он хороший добрый малый, но «гордый». У него смесь моего характера с характером Дейнеховских. Он во всяком очень настойчив. Ему всеми силами хотелось доказать знакомым, что можно хорошо устроиться в жизни и без службы. Ему сразу хотелось независимо, даже и от отца, и вообще ни от кого, широко поставить свое хозяйство.

Друзья, знакомые и я говорили ему, что в настоящее время это не осуществимо, но он смело шел к намеченной цели.

На игорную ставку было положено все — и свои, и чужие средства, своя и отцовская честь, и вместо выигрышной карты в его руках оказалась «пиковая дама». Вообрази, что он испытал при гордом обидчивом характере. В июне месяце Антоний был в Поповке на ярмарке и в доме Александра Милинтева сказал: «Положение дома создается такое, что хоть беги на край света». Милинтев, сообщивший мне такую думу Антона, не знал действительной причины.

Тогда я пояснил Милинтеву, какие кошмарные долги мучат Антона. В тот же день я лично предполагал поговорить с Антонием дома. Но, на мое несчастье, Антон возвратился домой очень поздно, когда я спал уже, а рано утром уехал в Юрьевку, дав мне слово через два дня быть дома, и дал слово, что с лошадьми не будет иметь дела, а поступит где-нибудь на службу. Но, как тебе уже известно, он очутился на «Днепрострое», где потерял и лошадей, и упряжь.

Теперь мне и тебе понятно, почему он забрался в Курскую губернию. Я все-таки верю в его лучшее будущее, если он будет здоров и по уму благополучен.

Теперь тебе, дорогой сын, желаю успеха в науках, и дай Бог принести в жертву Богу при служении на ниве Христовой. Окончив домашний Славянский «университет», я на том и застрял, мечтал о дальнейшем образовании, но первый почти не удался, и я всегда был и есьм доволен тем, что есмь.

Люблю я простую литературу церковную, ею живу и дышу, ею и питаю своих пасомых. Не знаю, долго ли продержусь на своем поприще. На днях приходский совет заплатил за меня первую четверть налога 59 руб. Словом, налог этого года равняется моему годичному церковному доходу. Я не горюю, что Бог даст, то и будет. Ты о нас не беспокойся. Денег не высылай: лучше помоги другу.

Да поможет тебе Господь в предстоящем труде.

Все тебе кланяются.

Любящий тебя твой папа.

Ты спрашиваешь о церковном языке. Он остается церковнославянским.

* * *

7 апреля 1929 года

Дорогой и милый сын Валент,

Вчера в храме совершали мы высокоторжественное и умилительное богослужение: ублажали Владычицу Деву-Богородицу «Взбранную Воеводу».

Отлично и стройно пели нараспев весь Акафист два хора. Я читал только икосы вначале, да кондаки до аллилуйя. Прекрасно исполнил хор «Сережки», «О всепетая Мати» и ирмосы нотные «Отверзу уста моя» и киевского распева «Великое Славословие». Такого торжественного акафистного пения в нашей округе нет: я принес этот Устав из Куряжского монастыря. Икона Богоматери утопала в цветах, которые изготовлены руками монашек, проживающих в нашем селе.

Храм был полон молящихся. Говеющих к сегодняшнему дню 500 человек за весь пост, такое количество в первый раз в этом году.

На дворе холодно: дует северо-западный ветер. В поле еще сеяли, а корму для скота у многих не хватает уже.

Нонна говеет сегодня. Дня три она проболела. А Евгений другой день что-то жалуется на головную боль и, как вечер, сильно кашляет и рано укладывается в постель. А работы у него много. Нонна помогает ему.

Я писал тебе, что Нонна получила присланные тобою 25 руб., тронута твоим участьем. Она будет изучать бухгалтерию и шитье по заочным курсам.

Антоний пишет, что переезжает в Саратовскую губернию. Злая ирония судьбы над ним: он любит Украину, ее язык, одежду (и сам имеет самую полтавецкую), ее нравы, обычаи. Любимым поэтом его Тарас Шевченко, и вот по воле судьбы он забрасывается в Саратовскую губернию.

Дядя Миша кланяется тебе. Он все такой плохой, но только не такой обозленный, каков был раньше.

Все мы: я и дети, стараемся согреть его ласкою и уходом за ним.

Тоня была у нас. Она очень благодарна, что я ее поддержал. Нонна снабдила ее бельем, платьями и сапогами. Детям пошьем костюмы. Праздники она проведет у нас.

* * *

23 мая 1929 года

Христос Воскресе, милый сын Валент,

Вчера я отпраздновал высокоторжественный праздник храма нашего.

Перед храмовым днем три дня шел дождь с перерывами при теплой чудной погоде, а в самый день храма был прелестный солнечный день! Богомольцев было очень много. Я сослужил с участием одного протоиерея, иерея и диакона, а на молебен подъехал еще один иерей.

По прочтении Нагорной беседы Евангельской говорил слово о любви как силе, объединяющей семью и общество. Воедино здесь на земле и после суда Христова пребудет едино стадо (из ангелов и человеков), объединенное любовью и руководимое Единым Пастырем Христом, Который Своим светом и любовью будет и просвещать, и согревать Свое стадо.

Говорил и о зависти как обратной силе, растлевающей семью и общество, как силе, убивающей все лучшее в человечестве, зависть со всеми своими последствиями вызовет на суд Сына Человеческого, Который осудит родителя зависти — диавола и его последователей и служителей.

В доме после богослужения духовенству предложено было обильное угощение: «ястие и питие».

В этот же день при громадном стечении народа хоронил Игнатия Петровича. Он был моим приятелем в последнее время. Он хорошо устроился по улице против кладбища, там же и моя усадьба. Когда хороню подобных лиц, думаю, что пора и мне готовиться туда же.

Пишу тебе неочиненным карандашом. Встал рано, в два часа ночи. Не хочу стучать, ходить искать ножа, чтобы не будить спящих.

Рано утром невестка Лялиных уходит в Крещенскую и я сдам ей письмо. А сам, как развиднеется, пойду служить утреню, а подойдет диакон, отслужу литургию и сейчас пойду маслособоровать больную раком женщину, которая восемь лет страдает от этой болезни. Руки и ноги ей скорчило, а лицо спало, остался пока лоб и глаза. Я часто навещаю ее.

Очень беспомощный и Мефодий Петрович. Он лежит, как пласт, говорит плохо. Пищу ему кладут в рот и продвигают пальцем или концом ложки.

На Страстной в четверг похоронил такую же страдалицу Ульяну. Она убила колодезянского человека. Это было при тебе. Ну и отстрадала же, как Лазарь, в этой жизни. Умерла со скорченными ногами и руками, кормили ее так же, как Б. М. Тело ее было покрыто пролежнями, в которых копошились черви.

Больные — это мученики, а уходящихся за ними суть наследники их венцов.

Привет от всех родных, знакомых. На дворе уже сереет. Пора читать правило ко Причащению.

Да поможет тебе Святитель Николай Чудотворец. Я его прошу об этом.

Твой папа.

* * *

4 июня 1929 года

Дорогой и милый сын Валент,

Получил твое письмо с открытками и второе.

Из моего предыдущего письма ты уже узнал, что я получил поздравление с днем Ангела, со Светлым Христовым Воскресеньем. За память о моем дне Ангела очень признателен тебе, сынку.

Живу я в настоящее время так: утром и вечером служу всенощную и Литургию. Днем вожу (тележкою) землю на усадьбу из бывшего волостного двора (высыпь из-под дома).

На волостном дворе теперь стоит общественный красавец сарай. На месте управы воздвигнут новый изящный домик. Сельрада в церковной школе. Сельбуд в нашем церковном доме, больница в квартире отца диакона.

На преполовение был я в Шандрыговом (в районе) для перерегистрации. В доме отца Михаила собралось человек пять батюшек, порадовались, что пришлось увидеться. Погоревали о разделении духовенства и дроблении на ориентации. Поскорбели и о стеснительном нашем положении и в особенности наших детей: до экзамена в высшее ученье заведения допускают, а в храм науки двери закрывают.

Случаи нередки, что отцы духовные бывают сегодня руководителями прихода, а завтра заведующим будками всеобщих. Но все это народ, правда, легковесный. Солидного образования люди стойки и на посту, и вне его.

Радуюсь за тебя, что экзамены протекают желательно для тебя, и что ты, Бог даст, удержишься в учебном заведении и доведешь свое образование до конца. К чему ты стремишься всеми помыслами, к тому приведет тебя промысел Божий.

Надеюсь, Он же приведет тебя и на родную ниву, и будешь ты соработником Христовым. Жатвы много, а делателей мало, молимся Пастыреначальнику, чтобы Он выслал жателей на Русскую ниву. В ней еще многие сыны не преклоняли колен пред Ваалом.

Целую тебя.

Кланяются все.

* * *

10 июня 1929 года

Дорогой и милый Валент,

Вчера вечером получил твое письмо, и сегодня же отвечаю на него. Я сейчас отдыхаю: никуда не иду из дому. Отслужив утреню и литургию (это уже третий год служу я до Вознесенья, начав с первой недели Поста), перебирая картофель в сарае, я мысленно думал и беседовал с тобою.

Ты беспокоишься, что я много работаю и мало сплю. Что работаю я много для своего возраста — это да, но сплю я достаточно, 5–6 часов в ночь, а если сплю меньше ночью, то добавляю в день 1–2 часа. Телу нежиться в постели не даю. Для тела полезнее и здоровее, если оно в работе. Это проверено мною лично. За это же говорит долговечность подвижников наших русских и восточных.

Вчера я был дома сам с Михаилом Львовичем. Нонна с Сапчеевой (это наша «придворная дама» при маме. Она дочь Олега Викторовича, который еще жив, и его старуха. Ему 83 года, ходит в церковь и поет таким же высоким тенором, как и при тебе) приготовили обед и напекли пирогов с рисом с яйцами и разных «шпунтюков» из белоснежной муки и разошлись.

Нонна в Юрьевку, Евгений к товарищам.

Я стал проверку делать своему (скудному) «хозяйству». И сейчас же нашел большие недочеты: поросятам не сварили картофеля и вообще ничего не заготовлено. Одна наседка выпущена из летней кухни и бродит на свободе. У кур воды в корыте ни капли. Все это вместе взятое навело на грустную мысль: неужели мне все это нужно? И к чему эти все хозяйственные мелочи? Бросить все и жить беззаботно, как птица. Но вспоминаю, что я часто бодрю своих прихожан в их тяжелом труде и добывании средств для семьи. Я говорю им: трудиться человек обязан по любви к своему Творцу — Богу, который определил труд первоначально в раю, а потом по грехопадении (Быт., 2–15, 3–19), и за соблюдение одной этой заповеди ожидает нас такая же награда, как и за другие великие подвиги и соблюдение всех заповедей (жизнь Макария Великого и Антония).

Мне стало легче от сего последнего воспоминания. С хорошими мыслями пошел в храм служить вечерню и акафист. В храме было много хуторянок, которые пришли благодарить Господа за дождик и просить у Него милостей на прогнание гусеницы и вредителей червей. Вообще, в вечерне воскресной и праздничной бывает много молящихся, преимущественно женщины «мироносицы». Молодежь отсутствует в храме летом: то спит (утром), то гуляет (вечером).

Придя домой, получил твое письмо, прочел с радостью. Пришла старушка Дорденчиха (что около Сытника живет). Стали с ней советоваться, как устроить обед в церкви после вечерни под Троицын день. Эта старуха много добра делает для храма, для больных и бедных и учит многому молодых.

Сидя на стуле (в своей комнате один стул), я пригласил старушку сесть на дядину кровать. Его кровать против моей кровати, но моя высокая, а его низенькая. Во время нашего разговора подошел дядя и накинулся на бабку за то, что она сидела на его кровати. Я стал извиняться перед ним, что я усадил старушку, но дядя, как ужаленный, разошелся вовсю.

Нужно тебе сказать, что дядя приходит в бешенство, если узнает, что кто-нибудь сел на его кровать или переставил ручную корзину, то тогда хоть беги из хаты, будет это свой или чужой. Досталось и мне вчера за то, что я заступился за старушку. Припомнил он всех женщин, которые ходят ко мне, и что я им даю. Я сказал ему с раздражением: ходят ко мне одни женщины и приносят кусок хлеба для моей семьи, этот кусок едите и вы. Другие приходят ко мне, чтобы я или утешил словом назиданья, или согрел их куском хлеба. Так, после литургии вчера позвал двух старух из церкви и сам накормил их со своего стола, и это делаю часто. Так делали и при матери твоей. Теперь дети в храм не ходят, дома не молятся и родителей не поминают, а потому надо делать самому, пока есть «день» и есть, чем поделиться с ближним.

Продолжаю про картофель. Сколько раз он был в моих руках? Копал сам и выбирал осенью. В сарае сортировал на 3 сорта. Весной выносил из погреба, сушил и теперь имею с ним дело. Это мой труд, этим трудом я поделился со многими бесплатно, и его станет до нового мне и моим поросятам.

В пятницу и субботу ходил на одну ниву со своим помощником по церкви. Это человек дитя по характеру. Я его очень уважаю. Жена его, дочь и сын Владимир умерли. Он теперь одинокий, убирает храм и прислуживает в алтаре умело, с тактом и благоговением. Вот с ним за два дня отмерили 16 верст и убрали засоренную ниву. На ниве не отдыхали: работник он хороший и крепок, а я, хотя и слаб телом, неутомимый.

После работы испытываю усталость дома, но сон и отдых укрепляет мои силы, а сплю я по-ребячески: как лег, так и заснул. Так бывает со мною вслучае и тоски: лягу днем, укроюсь и засну богатырским сном, проснусь, станет легче.

Тоня с неделю как была у нас. Может, будет завтра. О ней я напишу тебе в следующем письме. Трудно ей с детьми. Жизнь и дорогая, и ограниченная для таких, как я и она. И моя семья все более склоняется к тому, чтобы мальчика отдать Александру. Он может выучить его, а если он будет у Тони, то дорога ему закрыта в храм науки, да и непосильно по ее средствам.

Пора кончать. Пойду служить всенощную.

Завтра крестный ход в Балтиновке.

Славу Богу за успешное окончание экзаменов.

Храни тебя Бог и Святитель Николай Чудотворец.

* * *

18 июня 1929 года

Дорогой и милый сын Валент,

Письмо 1-е в кармане еще не успел отослать. Пишу продолжение.

Под отдание праздника Пасхи ходил Крестным ходом в Балтиновке. Стояла сухая погода. Хлеб не веселил. Жито реденькое, поздний сев ярового стал подгорать, в общем, картина грустная навела на разговор: соберем ли хоть на продналог. Но как в жизни человека скорбь сменяется радостью, так и в природе засуха сменяется ненастьем и обратно.

На отдание праздника пошел дождь и вот 6-ый день продолжается. Картина в поле должна измениться. Перед этим появилось много мотыльков (благодаря двухнедельным ветрам юго-восточным). Из мотыльков вышла гусеница в большем количестве (по местам Харьковской области). Так, в Балтиновке наблюдали ползущую саранчу из села в поле лентою в 15 сажень ширины и в вершок толщины. Объедает она широколистные растения, а хлеба не трогает. Какие будут вредители из гусеницы, не знаю.

Ходил крестным ходом и по Терновским полям ранее на 12 дней против Балтиновских. То хождение было приятной прогулкой. Погода днем была мягкая, нежаркая. Все растения необыкновенно свежи. Около стенок в лесу я долго любовался красавцем нашим ставком. Более 150 сажен в длину и саженей 30 в ширину, глубины сеть 2–3 сажен.

На Вознесенье был на храмовом празднике. Было 5 священников и 3 диакона. Молящихся много. Погода с утра дивная, а во время обхождения пошел дождик с сильным северо-западным ветром. Настоятелем в Байрачке отец Роман В., местный уроженец. (Он служил диаконом при отце Стефане Дзюбанове.)

Обед был приличный, но во время обеда у меня с двумя иереями была грустная беседа по поводу щекотливого положения иереев. В январе один мой сосед уехал на неопределенное время (оставив семью) туда, «куда Макар телят гоняет». Тут же был у нас разговор, что та же участь последовала и еще одного нашего знакомого иерея (весьма видного в нашем районе). Четверо детей остаются не пристроенными. Был разговор и о том, что и нас ожидают скорби и испытания за твердое стояние на своих пастырских постах.

Грустно, но, если вспомнишь, что все делается по изволению, по допущению промысла Божия, становится несколько отраднее и бодрее. Если вспомнишь слова: «В мире будете иметь скорбь, но мужайтесь: я победил мир!» (Иоан. 16–33). Люблю я читать во время скорби главы 14–15–16–17 от Иоанна: это чтение успокоение вносит и бодрит на подвиг. «Блажении изгнанные за правду, ибо их есть Царствие Небесное. Блаженны вы, когда будут поносить вас и гнать, всячески неправедно злословят за Меня. Радуйтесь и веселитесь, ибо ваша награда велика на небесах: так гнали и пророков, бывших прежде вас» (Матф. 5–10–11). Как, значит, счастливы те из собратьев наших, которых последовала или последует подобная участь.

В эти дни читал я жизнь и беседы Макария Египетского. Мне в данное время понравились его мысли: «Встречая несчастия в мире, ты начинаешь размышлять: несчастлив я в мире — пойду, отрекусь от мира, буду служить Богу». Дошедши до этой мысли, слышишь заповедь, которая говорит: «продаждь имение твое» (Матф. 19–7), возненавидь плотское общение и служи Богу. Тогда начинаешь благодарить за свое несчастие в мире, за то, что посему поводу оказываешься послушным Христовой заповеди (Макарий, беседа 27–20, 21).

Как установится погода, буду продолжать ходить полоть хлеб.

Евгений проездил 10 руб. безрезультатно. Сидит дома, ходит на ловлю рыбы волокном.

От Антония ничего не слышно. Благодарю тебя, что ты написал ему. Нонна изучает английский язык и кройку по заочным курсам.

Дядя Миша сидит дома да покуривает. Табаком я снабжаю.

С Тоней виделся на Вознесенье. Муж развелся с нею. Она собиралась быть у меня в Воскресенье, но, вероятно, помешал дождь. Трудно приходится Тоне. Она предполагает подать в суд, чтобы понудить Александра выплачивать детям и ей более той суммы, которую она сейчас получает. Ту сумму, что она получает теперь, станет ей зимой только на наем квартиры и отопление. Хорошо, если я буду в тех же условиях, что теперь, то я могу приходить ей на помощь посильно, при других моих условиях ей придется горе мыкать.

Евгений этим летом ничего не заработал, потому что предложение рабочих рук свободных превышает требование. Много раз собираюсь спросить тебя: в какой академии ты учишься? сколько лет тебе придется учиться при нормальных условиях?

В свободное вакационное время продолжай следить за игрушечным производством, с которым ты познакомился практически в Болгарии. Это знание, может быть, когда-нибудь пригодится. Я очень сожалею, что не знаком ни с одним ремеслом. В молодые годы я начал учить столярное дело, но оно оказалось не по моим слабым силам.

Привет тебе от дяди Миши, от Тони, от Нонны, Евгения и Измаиловых.

Да хранит тебя Господь и да подкрепит твои силы.

Будь здоров и благополучен.

Любящий тебя, твой батько.

* * *

16 июля 1929 года

Дорогой и милый сын Валент,

Продолжаю отвечать на твое письмо от 2.06.

Если есть возможность, едь в Швейцарию или другое какое-либо место и отдохни душой и телом. Если заработок нужен тебе лично, то сентябрь поработай, а нам с Нонной больше не высылай.

Нонна одета уже на зиму. Ученье ее мною обеспечено. Личный налог по должности священника я уже, слава Богу, уплатил (около 170 руб). Другие налоги сельскохозяйственные обеспечены поросятами. На зиму я планирую отправить Нонну в Харьков: к родным или к хорошим знакомым, где она будет продолжать или образование, или свой рукодельный труд.

Евгений вчера отправился с тернянами (37 человек) на постройку завода в Запорожье. Евгению в сентябре призов на военную службу. Пока что может подзаработать на себя.

Михаил Львович неразлучен со мною. Сидит и покуривает махорочку.

Началась уборка хлеба. Хлеб удовлетворительный. Но нажин мал: копеек 5 с десятины. Есть и у меня небольшой посев. В прошлом году я дал местной коопераций 157 пудов зерна, но за все это я и дети остались без чести и права гражданства. Славу Богу! и за скорби, и за все это. Меня это нисколько не волнует: я готов перенести не только бесчестие и страданья, да помилует и простит меня Господь «в день оный».

Ты, дорогой Валент, прав в своих выводах: твое возвращение на родину и к родным не принесет ни пользы, ни радости. Напротив, мы все рады, что учишься (а сколько времени тебе надо учиться еще?). Живешь независимо и имеешь право гражданина. О нас особенно не кручинься: благодаря Господу, мы пока живем без нужды, «а завтрашний день позаботится сам о себе».

Тебе надобно разрешить вопрос: принять ли монашество или остаться на всю жизнь холостяком? В монашестве есть великая идея и смысл. Оставаться одиноким холостяком всю жизнь — это тяжело, в особенности в старости быть одиноким и забытым теми, кому отдал лучшие годы.

Если бы у нас на родине были монастыри, я бы не колеблясь пошел в самый строгий и начал бы с самого малого послушания. А тебе даю совет: загляни внутрь себя. Можешь ли ты снести иго монашества? Если да, то Бог мой и Царица Небесная да будут с тобою.

Что касается устройства Нонны и Евгения по твоему усмотрению, то я всегда согласен с тобою. Если я буду иметь право распорядиться тем имуществом, которое я приобрел, то деньги, вырученные от продажи, могут поступить в их и твое распоряжение.

Я остаюсь на родине связами родства с Михаилом Львовичем: его старость я хочу окружать покоем и довольством.

Пока до свиданья. А быть может, Сильный Бог устроит наше свиданье и на родине.

Привет от дяди Миши, теток и Измаиловых.

Любящий тебя твой Батько

* * *

28 июля 1929 года

Дорогой и милый сын Валент,

Сегодня с грустью, но без боли в сердце, я расстаюсь с любимой дочуркою. Жили мы с нею серенькою жизнью, ворковали, строили планы, кое-что осуществляли и проводили в жизнь. Изредка уютная комнатка Нонночки наполнялась гостями (местною молодежью), и тогда наш дом оживлялся говором, пением и игрою.

Но наступили для нас тяжелые дни: к нам нельзя ходить под угрозою лишеньем места тем, кто осмелится нарушить это постановление.

Ноннуся едет в Чугуев, где ее встретят как свою родную. Пусть она, голубка, там так же трудится, как дома. Пусть повеселится с другими.

Слава Богу за скорби. Они приносят нам великую пользу и часто радость, Ниспосылаемую Отцом Небесным как награду за терпеливое перенесение их. Скорби, переносимые мужественно и благодушно христианином, есть лучший фимиам, приносимый нами Господу Богу, Промыслителю нашему.

О моем одиночестве не грусти. Я люблю одиночество. При нем как-то ближе к Богу. Чем меньше суеты земной, тем сладостнее душе. Если Богу угодно продлить мне жизнь, то мы с тобою встретимся. Если представится возможность, мне хотелось бы побывать на Востоке в Святой Земле и на Афоне.

Евгений на постройке завода в Таврической г.

Нонне будешь писать в Чугуев.

Томачевы поджидают из Берлина Соню. Может, тебе передать что-нибудь через Соню из Чугуева?

Нонна будет изучать французский язык. В Чугуеве имеется парижанка учительница французского языка. Ее Галя рекомендует Нонне.

Денег не высылай. Береги для себя. 10 руб. Тониных я не получал еще. Я ни в чем не нуждаюсь. Антосика не слышно. Я молю Бога, чтобы Он уврачевал его душевное настроение и привел бы его ко мне, чтобы я согрел его своею любовью.

Божье благословенье буди с тобою.

* * *

14 августа 1929 года

Дорогой и милый сын Валент,

Вчера получил от тебя письмо, и радостно и грустно стало на сердце. Приятно, что после долгой письменной разлуки услышал повесть о твоем житье. Грустно стало и за тебя, что ты теряешь надежду увидеть меня и др. членов нашей семьи, грустно и за самого себя. Я был один дома, а дети в Юрьевке. Больно и за детей: думы об их благоустройстве остаются одними думами, а дети все остаются неустроенными и идут путем, который не по сердцу родителя.

Во дни юности я так же, как и ты, помышлял о монашестве и даже давал обет. Бог привел меня служить вблизи монастыря. Присмотревшись к монашеской жизни, я поколебался. По легкомыслию своего характера я пошел по течению жизни. Встретил женщину, с которою связался узами брака. Что же принес брак мне? Заботы, скорби, он связал меня с миром, который в большинстве случаев ведет меня ко вражде с Богом. «От юности моея борют мя мои страсти». И от тех я не свободен до сего дня. Я все еще служу двум господам: и Богу, и миру… и часто миру больше, чем Богу. Вот мой ответ будет и на твой вопрос: принимать ли тебе монашество. Монашество я приветствую: это дело душеспасительное и угодное Богу, если приносится как чистая жертва Богу, как фимиам молитвы и чистоты, как служение Единому Богу и отречение от всего мирского. Великий Макарий сказал о себе: «Я еще не монах, но видел монахов».

Сегодня память русского святителя Фотия, митрополита Московского. Вот, что он писал в предсмертном завещании: «С юного возраста желал я жить для добродетели, потому удержался я от приятностей брака, не прельстили меня почести мира и не желал временной славы человеческой. Счастье земное представлял я в виде корабля, который, не видя того, что позади его, встречает впереди себя только препятствия и стеснения. Одного желал я, об одном заботился — представить бессмертную душу мою чистою Богу и Владыке моему: под покровом благодати Божией, устремлял я мысли и душу мою к светлым небесным селениям».

Со своей стороны я от души приветствую твое стремление к монашеству. Но как ты совместишь его с думами и заботами о сестре, о брате? Твой план постепенно со временем перевести к себе сестру и брата мне нравился, он и мне приходил не раз в голову. Дети мои теперь отщепенцы и отверженные в своем селе. В другом месте и на родине им цена другая. Я только одного боюсь, чтобы заботы об устройстве сестры и брата не были бы слишком обременительны для тебя и ущерб того идейного дела, к которому ты стремишься.

Что касается меня, скажу, если Богу угодно, увидишь меня, нет — довольствуйся моим письменным разговором и фотографией, которую я посылаю тебе еще. Из Славянска я послал тебе небольшое письмо с вложением письма Антона. Получил ли ты?

Мне выезд к тебе в данное время закрыт. Да и не могу еще я бросить родину, пока у меня хватает сил работать на ниве Христовой. Ничто меня не страшит: ни скорби, ни стеснения, ни унижения, ни ссылки. Да и что наши скорби в сравнении с теми скорбями, которые перечисляет Св.Апостол Павел, читанные в день его праздника. Правда, нам далеко до Павла, наша работа слишком мала. Но верный в малом тоже войдет в радость Господа Своего и, как Св.Ап.Павел говорит: «Будет увенчан в день оный, если будет подвизаться подвигом добрым».

Пастырское служение на родине вступает в интересную стадию. Оно копия Юлиановского времени. Малодушные бегут, но очевидно, «они вышли из нас, но не были наши». Некоторые даже воинствуют с нами. Но пастыри, верные Христу, стоят на своих постах, твердо с верою в слова Христа: врата адовы не одолеют нас, если мы пребудем со Христом. Христос попустил, и враг нашего спасения сеет нас, как пшеницу.

Будь здоров, дорогой. Не кручинься по домашним, по близким. Денег не высылай, мы не нуждаемся в них. 10 руб. не получал еще. Помогай там нуждающимся своею ласкою, согревай близких к себе, видя их беспомощность.

Еще напишу в скором времени.

* * *

29 августа 1929 года

Дорогой и милый сын Валент,

Помолившись Богу (готовясь к воскресному служению), хочу и с тобой побеседовать. Я пока здоров. Живу вдвоем с Михаилом Львовичем. Все почти делаю сам, готовлю завтрак, чай и ужин, ношу воду от Бирюка и убираю комнаты. Хочу научиться и мыть белье. Обед варят нам Измаиловы, иногда из моих продуктов, а иногда из своих.

Я писал тебе, что Евгений работает арматурщиком в Запорожье. Это для него новая специальность. Он ею доволен, и она ему посильна. Жаль, что ему придется в конце августа сорваться с работы на месяц, нужно явиться с призывниками домой на призыв.

Антон тоже в Запорожье, но они не знают о том. Так как Антоша не сообщает подробного адреса и сведений о том, чем он там занимается. Нонна в Чугуеве. Собственно, в Харькове на месячных курсах, т. е на работе по руковод. световыми картинами. Еще не знаем, получит ли она место службы по новой специальности.

В моем садике был урожай яблок, но уличные хлопцы по ночам беспокоили меня, и я вынужден сорвать яблоки до созреванья. Часть дал знакомым, часть высушил, сварил варенья и часть красуется на комоде и под столом в Нонниной комнате.

Урожай хлеба в пределах нашего Тернов. района средний. Против прошлого наполовину. У меня хлеба в зерне будет с полсотни пудов. Лично я не испытываю недостатка в хлебе, еще снабжаю родных и знакомых. В Лимане на базаре мука вальцовка была 8 руб. пуд. А из Чугуева Нонна пишет, что на базаре два дня не было печеного хлеба.

Дорогой сын, передумал я твои планы на счет Нонны и Евгения. Скажу тебе, любый, что наши мечты об устройстве благополучия земного, лично своего и близких, направлены нежелательно для нас и тех, о ком мы думаем. Многократно, милый мой сын, на разные лады устраивал я (мысленно) своих детей: то вдали от себя, то вблизи дома, но все оставалось мечтами — делалось так, как я не предполагал и думал и угодно было Промыслителю Господу Богу, а потому теперь отдаю детей моих водительству промысла Божия, а сам буду молиться об их душевном спасении.

Спасибо тебе, любый сын, что ты хлопочешь и думаешь о братьях и сестре. Но чрезмерно не волнуйся за них и не расстраивай своего слабонервного здоровья. Положение их уже не такое грустное или обездоленное, и здесь в родной земле, при их способностях и с приложением энергии, которая потребна за границею, они смогут безбедно существовать и устроиться более основательно, чем там. Кто может поручиться, что ты будешь жив и здоров, пока устроишь их благополучие? Кто может заверить нас, что там, на чужой почве, им не придется опять переживать то, что переживали они 10 лет тому назад? Здесь, у нас, при обширности территории и природного богатства, мы сравнительно легко отделались от разрухи, а у вас если повторится наша история, то там иностранцам придется жутко! Эти мысли и другие соображения (любовь к родине и родным людям) побуждают меня предложение твое оставить пока открытым.

Слушай, Валент, в хлопотах и заботах об устройстве материальном своих детей я увлекался настолько, что часто забывал о едином на потребу: душевном спасении своем и их. Много пережил, много выстрадал я за близких моему сердцу, но помочь им устроиться, как им и мне хотелось, — не смог.

Дорогой Валент! Чрезмерно не будем грустить и скорбью переполнять мысль и чувства об устройстве наших дорогих и близких. Предоставим их идти по течению жизни современной, моля только Бога, чтобы Он хранил их неукоризненными для сей и будущей жизни. Я заметил, что, когда я меньше хлопочу и забочусь об их устройстве, тем скорее они сами приискивают род занятий или место службы.

Будем, дорогой сын, устраивать дом свой. Позаботимся о спасении своей бессмертной души и сем обретем дерзновение у Владыки Господа, то, быть может, и спасем тех, кого мы любим.

Если ты давал обет Господу посвятить себя на служение Ему, то, не колеблясь, приступи к выполнению данного обещания. Враг нашего спасения часто делает нам препятствия, внушая нам, что мы слабы, немощны, грешные, не снесем тех обязанностей, которые возлагаются на нас обетом и родом служения Господу. Когда мы грешим или только предполагаем — он молчит, а когда согрешили — он удручает нас унынием и малодушием.

Принимая род служения Господу, не думай, что собираешься свершить что-нибудь великое, а говори себе, что ты раб неключимый и хочешь сделать то, что обещал Господу. Проси у Господа помощь. Он немощных врачует и недостающее исполняет. Хорошо служить Господу в таком возрасте, как ты: в расцвете сил духовных и телесных.

Вспоминай чаще о вечных муках грешных и вечных радостях и утехах праведников. Это удержит твое тело в чистоте, а мысли от падений греховных. Позаймись чтением Жития Святых. Если можно, достань нашего Филарета Черниговского, там ты увидишь русские перлы святых. Если думаешь принять когда-либо монашество, достань Отечник, составленный епископом Игнатием (Брянчаниновым). А может быть, удастся тебе найти «Добротолюбие». Прочти со вниманием. Главное в пастырстве и монашестве: простота характера и смирение, что приобретается постепенно, если станешь следить за собою.

Целую тебя, дорогой, и поручаю тебя Пастыреначальнику, Самому Господу Иисусу Христу.

* * *

3 сентября 1929 года

Дорогой и милый сын Валент,

Одно письмо лежит 10 дней, и сегодня вечером оно будет опущено на станции Лиман. Это письмо Нонна обещает отправить воздушною почтою, а потому оно предупредит первое.

И в Евангелии читаем: что в Царство Небесное многие последние по усмотрению Божию станут первыми…

Многие из нас, узнав в совершенстве волю Божию, соделавшись даже учителями народными: проводниками в царствие Божие. Другие стараются ввести в него, а сами колеблются на пути двух дорог: одна тернистая, узкая, другая жизнерадостная, мирная, веселая. Первая внушает им, что после временных скорбей и лишений эта дорога приведет их туда: «идеже празднующих глас непрестанный и неизреченная сладость от созерцания Творца…». Другая предупреждает, что радость и веселье с этой дороги приведет «туда, где ожидает нескончаемая скорбь и тоска, подобные червю и огню неугасимому». Эти мысли, дорогой мой сын, я высказал потому, что из письма твоего к Нонне я вижу твое колебание: приступить служить Господу всем сердцем, всеми мыслями и душою или частицу своего служения уделить и миру. Пастыреначальник сказал нам, что дружба с миром есть вражда с Богом, что трудно двум господам угодить и любить.

Я не хочу толкнуть тебя на непосильную работу. В предыдущем письме ты прочтешь, что я благословил тебя и на принятие священства, и на принятие монашества. И последнее я ставлю выше первого. Но соразмеряй свои силы, можешь ли ты снести то или другое. Я сам стремился и стремлюсь служить Господу и священничеством и хотел бы быть монахом, но, находясь постоянно в дружбе с миром, опытно сознаю справедливость слов Господа: «Трудно двум господам работать». Хочется любить мир с людьми и всеми сладостями и прелестями мира, хочется работать и Господу. Мир за нашу любовь к Нему причиняет тоску, огорчение и разочарование. Господь и за малое сердечное служение Ему доставляет внутренний мир, покой и радость. Истинный христианин и монах тот, кто в сердце таков. А потому следи за своим сердцем, если хочешь спастись.

Чтобы уловить Иисуса Христа в свои сети, диавол показал Ему во мгновении ока всю красу мира сего и обещал отдать Ему за одно поклонение. Но Владыка мира отвратился от соблазна. Убежим, дорогой, и мы с тобою от всего прекрасного, временного и возлюбим тернистое, скорбное и в сердце, в мыслях будем иметь любовь к Единому Господу.

Ты падал и будешь падать на пути делания Господу, но не смущайся этим. Помни, что покаяние есть великий дар, данный нам от Господа, и этим даром мы можем пользоваться до смерти.

Валент! О нас грусти, но не скорби чрезмерно.

Слава Богу! По Своей неизреченной милости, не по заслугам нашим, Он бережет нас и даже временное благополучие наше направляет в лучшую сторону, чем мы сами думали или хотели. Смотри, со слезами 2 месяца мы расставались с Нонною с грустными беспросветными думами. А вот она курсистка, а с l-го сентября служба с окладом 50 руб., и теплая одежда и обувь к ее услугам, а там ожидает ее повышение. Так и Евгений начинает устраиваться. А мне ничего хорошего не нужно. Покой мне тоже не нужен: я люблю труд. Я нуждаюсь только в свободе и независимости ни от кого. Но промысл Божий и то, и другое не дает мне. Освобожусь от попечения своих детей, Он возлагает на меня попечение о чужих, таковыми являются: Михаил Львович и Антонина Львовна с детьми.

Тебе, мой дорогой, я рекомендую (если это будет тебе по сердцу) сделаться миссионером против безбожия. В противовес нашим миссионерам-безбожникам. Один московский бывший священник, главный руководитель безбожников — председательствовавший недавно Славянский Соборный диакон, снял сан и поступил в Славянский клуб руководителем и регентом. Тебе можно будет еще вольно прослушать при университете юридические права или курс естественных наук.

Храни тебя Бог! Мой дорогой первенец.

Помни, что покаяние есть великий дар, данный от Господа, и этим даром мы можем пользоваться до смерти.

* * *

16 сентября 1929 года

Любимый сын Валент,

Вчера вечером прочел я твое письмо, которое ты писал под Успеньем. После чтения стал на правило (я служу сорокоуст), как слышу лай собаки и стук в дверь (был 10-ый час вечера), выхожу в галерею и спрашиваю: «Кто там?» Кто-то неразборчиво отвечает: «Это я!» Отворяю дверь и повторяю: «Кто здесь?» Смотрю, на лавочке сидит кто-то и отвечает: «Это я — твой блудный сын». После объятия и лобзаний взаимных я ввел Антона в комнату. Антон предупредил меня, что он зашел ко мне на один час. Я накормил его, напоил чаем, и мы поговорили с ним до часу ночи. Он служил в разных местах советских государственных экономиях простым рабочим, зарабатывая дневное пропитание.

Пришел он, как странник, с узелком в поношенном летнем платье и рваных сапогах. Я дал ему чистое белье, предлагаю сапоги и дядин старый теплый пиджак бобриковый, который сшит был при тебе. Антон говорит, что на обувь есть у него деньги. В полночи пришел Евгений, и я Антония сдал на беседу Евгению. Они проговорили вдвоем до 4-х часов утра. Я стал на утреннее правило, а они легли и спят до сего времени. А сейчас часов 11 дня.

Ночью сегодня, наверное, Антон уйдет странствовать или на Урал, или на Волгу, вообще, ближе к Сибири. А я советую ему идти туда, где теплее, за Дон, там есть государственный совхоз «Гигант», где проектируется посев 45 тысяч гектар. Ну, пусть идет себе с Богом, куда хочет. Мое желанье исполнилось. Я хотел видеть его лицом к лицу и увидел.

Через месяц мне придется уплатить его долг в кооперацию за сеялку 104 руб. Неделю тому назад я сделал вклад на Сеньку 100 руб. (погасил долг). Надеюсь, что при содействии добрых людей, оплачу и этот долг Антона. Тогда останутся долги только частные, Тернистые.

Нонна, кажется, вынуждена будет оставить избранный случайно род службы и будет жить в Чугуеве. Ты туда и пиши ей.

На днях я взял облигации государственного займа «индустриализации» на 15 руб. До нового года возьму еще на 35 руб. Облигации беру выигрышные, авось выиграю на счастье что-нибудь, а не выиграю, окажу государству посильную «помощь». Государству нужны теперь большие деньги: оно созидает фабрики и заводы и переделывает вола и коня на тракторно-машинную систему. Если все это удастся привести к намеченной цели, то мы побьем рекорд Европе и Америке. У нас будут свои заводы, свои фабрики, свои машины, свои изделия, и нам ничего иностранного не нужно будет, тогда и мы по-заграничному будем сыты, одеты, обуты и веселы!

В скором времени призыв Евгения. Таких, как он, кажется, не берут. Хотя ему хотелось бы послужить родине, да и себе уму-разуму набраться.

Тоню видел дней 10. На днях послал ей помощь: хлеб и небольшие деньги.

Дядя Миша сидит на кровати и кряхтит. На дворе уже холодно. Дождя нет и нет, еще и сажня озимого хлеба не сеяли, а уже 3-е сентября по церковному стилю. Грустно от этого на сердце у всех граждан.

Ну, будь здоров и благополучен.

Храни тебя Бог.

Все родные и знакомые кланяются тебе.

Целую тебя крепко.

Твой Батько.

* * *

21 октября 1929 года

Дорогой Валент,

Пишу тебе на бумаге, какая только оказалась под рукой. Собираюсь ответить тебе о монашестве, но встретились обстоятельства, которые парализовали всякое мышление, кроме одного: как быть?

Служить ли дальше или идти на покой?

Вчера все уладил и буду еще служить. Тернистое, огненное, исповедническое стало у нас монашеское служение. А потому я беру назад свой совет: не спеши ни с тем, ни с другим. Подготовься к нему жизненным опытом.

Было время, когда и у нас так же, как и в Египте, и в Палестине, и в Сирии, шли в пустынные, лесные и болотистые ненаселенные места и там, вдали от суеты мирской, в тишине, в единении с природою и Богом, восстановляли первобытный образ Божий в человеке. Спасались сами и руководили в деле спасения другими. Но то время безвозвратно минуло. Ушел в область предания подвиг монашества, приведший сонмы людей тесным, добровольным путем в царство Христово.

В месте твоего рождения, Валент, в Куряже, у меня был друг — старик-­иеромонах Дионисий: чистый душой, как дитя; представительный, маститый, обаятельный в беседе. Он говорил мне, тогда еще молодому человеку: «Счастлив тот монах, у кого монастырь в сердце». Теперь я его понимаю, когда пожил и испытал многое. Поживешь, узнаешь жизнь и ты, Валент, и тебе будут поняты слова Спасителя Господа нашего! «Царствие Божие внутри Вас».

Чем больше человек сердцем отрешается от предметов мира сего, тем более он ощущает в сердце близость Бога и Его мир и покой. Ну, пока о монашестве будет.

Все мы, Слава Богу, здоровы.

Нонна в Чугуеве. Евгений временно дома. Отбыл призов. Он во всем годен (по здоровью, но зачислен в тыловое ополчение как лишенец).

Тетки Роменские живы и здоровы. Они на днях оказали мне крупную услугу.

Сейчас я служу ежедневно.

Все тебе шлют сердечный привет.

Будь здоров.

Храни тебя десница Божия.


[1] Воспроизведение по тексту писем, переданных Святогорской Лавре Марией Валентовной Роменской — внучкой протоиерея Георгия Роменского, проживающей в Бельгии.