Доклад Л.В.Клименко на III Международной научно-практической конференции «Святогорские чтения»
(г. Святогорск, Донецкая область, Украина, Свято-Успенская Святогорская Лавра, 24 декабря 2021 г.)
Волею судьбы в распоряжении автора настоящей статьи оказались тексты писем священника Георгия Роменского (1873–1960), переданные внучкой Марией Валентовной Роменской, проживающей в Бельгии. 70 писем священника Николаевского храма села Терны Изюмского округа Георгия Роменского старшему сыну Валенту, жившему в эмиграции, относятся к периоду 1925–1929 гг. и являются исторической летописью жизни простого приходского священника и его семьи в советский период, в условиях гонений на Церковь, лишения священнослужителей и их родных гражданских прав и свобод, экономического удушения хозяйственных основ жизни приходов.
Очень личностные, описывающие трагизм жизненных ситуаций, наполненные отцовской любовью к детям, множеством отеческих наставлений и предостережений, эти письма должны были остаться семейной историей, назиданием будущим поколениям. Связующей нитью всех писем является стремление морально поддержать сына Валента и трёх других детей — Антона, Евгения, Нонну, вселить в них уверенность в будущем, твёрдость в преодолении жизненных препятствий, не только и не столько материальных. Духовные силы Георгий Роменский черпал в вере в Бога, в Священном Писании и святоотеческих поучениях, в собственном священническом служении.
Краткие биографические сведения о священнике Г.С.Роменском и его сыне Валенте с фрагментом одного из писем опубликованы редакцией альманаха «Святогорский летописец» в первом выпуске сборника[1]. Во втором разделе настоящего издания публикуется подборка из 34 писем Георгия Роменского. Во время подготовки материала завязалась переписка автора предисловия с родственниками Георгия Роменского: его внучкой Марией Валентовной Роменской и её дочерью Ириной Брецлавцевой, проживающей во Франции. Они поделились семейными фотографиями и другими документами, которые использованы в статье.
Неоценимую помощь в подготовке данного издания оказала жительница с. Терны Елена Алексеевна Выгулярная (Левадная), краевед-любитель, по крупицам собравшая историю с. Терны, где двадцать пять лет (в 1906–1931 гг.) жил и служил отец Георгий Роменский и где была написана большая часть публикуемых писем.
При подготовке статьи использованы некоторые отечественные[2] и зарубежные издания[3] о православных священниках, репрессированных в годы советской власти и эмигрировавших за границу после Гражданской войны; архивные документы Харьковской епархии (клиросные ведомости) из фондов Харьковского областного архива (ГАХО)[4], Наркомата внутренних дел УССР из фондов Центрального государственного архива высших органов власти и управления Украины (ЦГАВО Украины)[5], метрики приходских храмов Харьковской и Донецкой областей из фондов Харьковского[6] и Донецкого[7] областных архивов, учётная карточка священнослужителя Роменского Г.С. периода служения в Красном Лимане Донецкой области[8]. Отдельные фрагменты биографии Георгия Роменского изложены по документальной повести Л. Клименко «Моє дороге коріння. Від історії краю до історії роду»[9]. Важнейшим источником при подготовки статьи стали непосредственно письма Георгия Роменского сыну Валенту за 1925–1929 гг. из заграничного семейного архива Роменских[10].
Георгий Степанович Роменский родился 23 апреля 1873 г. в г. Славянске. Сохранилась запись под № 100 в метрической книге Троицкой церкви за 1873 г. о рождении сына Георгия у мещанина Стефана Лаврентьевича и его жены Пелагеи Михайловны Роменских. Помимо сына Георгия у четы было две дочери — Евдокия и Мария, которые также родились и проживали в Славянске. Семья жила в собственном доме с роскошным садом. «Летнее чудное утро. На воздухе дышится легко и свободно после ночной комнатной жары. Сижу в аллее слив, яблонь и массы благоухающих цветов», — пишет Г.Роменский в одном из писем, находясь в гостях у сестёр в Славянске.
Родители позаботились об образовании сына и отдали его в четырёхклассное городское училище. Однако, не завершив учёбу в училище, семнадцатилетний Георгий покинул родной дом и отправился в Спасов Скит Святогорской Успенской пустыни, основанный архимандритом Германом (Клицей) на месте крушения императорского поезда 17 октября 1888 г. у станции Борки Курско-Харьковской железной дороги. Там он приобрёл первый опыт монашеской жизни, узнал об особенностях монастырского уклада, о необходимости согласия родителей при поступлении в монастырь, наличия паспорта, прохождения послушания и многом другом. Этот период найдёт отражение в письмах к сыну Валенту, когда последний сообщит отцу о желании принять монашеский постриг.
В 1891 г., вернувшись из Спасова Скита, Георгий закончил учёбу в училище, сдал экстерном экзамен на звание учителя. С 1891 по 1893 гг. молодой преподаватель Георгий Роменский трудился в церковно-приходской школе г. Славянска[11].
В 1893 г. Георгий Роменский поступил в Харьковскую духовную семинарию, которую успешно закончил. По окончании учёбы он женился на Екатерине Львовне Дейнеховской, дочери священника из с. Минковка Лебединского уезда Харьковской губернии. Г.Роменский направлен в церковно-приходскую школу при Куряжском монастыре, о жизни в котором будет тепло отзываться в письмах как о важном этапе своего духовного развития.
16 февраля 1900 г. в Куряже в семье Роменских родился первенец, сын Валент. В различных изданиях, в том числе справочной литературе, местом рождения Валента Роменского указано с. Курямп Харьковской губернииa [12]. Это опечатка. В письме, датированном 21.10.1929 г., Георгий Роменский указывает на место рождения Валента — с. Куряж, где его семья жила во время его работы в церковно-приходской школе при Куряжском монастыре.
В 1901 г. Георгий Роменский был переведён в Сумское викариатство Харьковской епархии и назначен Иннокентием (Беляевым), епископом Сумским, на диаконское место в Иоанно-Предтеченский храм с. Рябушки Лебединского уезда Харьковской губернии. В этом храме он служил диаконом до 1906 года[13]. 5 апреля 1904 г. за труды на ниве народного образования Георгий Степанович Роменский был награждён серебряной медалью[14]. За пять лет в семье появились ещё двое сыновей — Антон и Евгений. Первый родился 3 августа 1904 г., второй — 6 февраля 1906 г. 12 марта 1906 г. диакон Иоанно-Предтеченской церкви с. Рябушки Георгий Роменский был рукоположен в сан священника епископом Сумским Евгением (Бережковым)[15]. Тогда же, в 1906 г., он был переведён на место священника в Николаевский храм с. Терны Купянского уезда Харьковской губернии. Первую службу в Николаевском храме, как писал в одном из писем Георгий Роменский, он отслужил на праздник Благовещения.
Слобода Терны была центром Терновской волости, куда входило 12 сёл. Николаевская церковь построена была ещё в 1797 г. К её приходу относились, кроме собственно терновцев, жители близлежащих сёл Ямполовка, Колодези и др. По архивным данным церковь деревянная, холодная, однопрестольная, была расширена в 1891 г. Священник Георгий Роменский был заведующим и законоучителем церковно-приходской школы. По свидетельству очевидцев, эта школа была просторная, сделана из дуба и крыта железом, говорили, что её построили в 1875 г. стараниями жителей села. Занятия здесь начинались с середины октября (конец полевых работ) и заканчивались в конце марта (начало полевых работ). Согласно клиросной ведомости Николаевской церкви с. Терны, с 31 марта 1906 г. Г.С.Роменский состоял заведующим и законоучителем в 3-х церковно-приходских школах и законоучителем земской школ[16].
Роменские вначале поселились в небольшом церковном домике, а со временем перебрались в собственный дом. По воспоминаниям тернян, они проживали на центральной улице недалеко от храма. Батюшка был ревнив к пастырскому служению, много времени проводил в храме и в общении с паствой.
На большие церковные праздники в Терны приезжало много верующих из других населённых пунктов. После службы, как правило, была праздничная трапеза для всех. Люди до сих пор вспоминают хлебосольство Роменских. Матушка Екатерина с женщинами всегда продумывали меню для гостей, куда, как правило, входили наваристый борщ, пышные пироги, вареники с разными начинками, тушёная картошка, узвар из сухофруктов. В скоромные дни на стол ставили сало, сметану. Всегда было много фруктов, ибо отец Георгий развёл прекрасный сад. За садом ухаживали монахини, жившие в церковных домах, прихожане и детишки из церковно-приходской школы. Душистые яблоки для детей всегда стояли на столе в классе.
Обеспечение храма, школы и семьи отец Георгий наладил весьма разумно. Часть церковной земли батюшка сдавал в аренду, а на другой части выращивали урожай для нужд храма. Запасы продуктов хранились в церковных погребах, мука и крупы — в кладовых. Батюшка и матушка ввели за правило кормить странников, паломников и бедных односельчан. Они всегда отзывались на нужды селян, матушка отличалась добротой, и люди отвечали им уважением и любовью. Селяне говорили, что для нужд семьи Роменские всё выращивали на собственных полях. На вырученные от аренды средства батюшка вместе с церковной общиной благоустраивал храм, финансировал строительство и содержание церковных домов. Территория храма была огорожена забором из красного кирпича. 5 мая 1911 г. священник Г.С.Роменский был награждён набедренником[17].
В преданном служении Богу отцу Георгию помогала его матушка и домочадцы. Отношения в семье были тёплые и доверительные. «Она всегда была обласкана мною в нашей совместной жизни», — писал о. Георгий о жене сыну. У четы Роменских подрастало четверо детей (6 февраля 1908 г. родилась дочь Нонна). Матушка Екатерина была доброй и заботливой женой и матерью, поэтому дом был наполнен мамиными сказками, вкусными пирогами, рождественскими ёлками с подарками и коньками. Родители считали, что главная ценность — это семья, счастливое будущее детей, материальные же блага «приходящи и уходящи». Всё изменили Первая мировая война, затем революция, Гражданская война, которые во многом определили судьбы самого Георгия Роменского и членов его семьи.
Волею судеб старший сын Валент единственный из семьи оказался в эмиграции после 1917 г. Он служил в рядах Добровольческой армии генерала Деникина, воевал на Южном фронте в чине прапорщика, что и предопределило необходимость покинуть родину. Константинополь, затем Болгария, и долгие годы поиска себя на чужбине. Валент работал на каменоломне (1921–1923), окончил Пастырско-богословское русское училище при монастыре Св. Кирика в Станимаке (1923–1925), был маляром (1925–1928). В середине 1920-х он хотел уйти в монастырь. В 1928 г. переехал в Париж, где учился в Парижском Свято-Сергиевском богословском институте, который закончил в 1932 г. В том же году был рукоположен в диакона (7 апреля), а затем в священника (9 октября)[18]. Единственная ниточка, которая связывала Валента Роменского с домом, близкими, была переписка с отцом.
Публикуемые ниже письма отца Валенту относятся, как мы уже заметили, к периоду поиска последним своего пути и предназначения в эмиграции. В первых же посланиях к сыну, датированных февралём 1925 г., Георгий Роменский обращается к постулату «Верою движемся и существуем», которым он руководствуется в жизни и оценивает происходящее вокруг.
Переписка отца и сына — это не только доверительная беседа близких людей, но трагическая летопись послереволюционных событий, история страны, воплощённая в отдельной семье. Георгий Роменский обращается в письмах к своей памяти и памяти Валента, оценивает трагические события 1918–1919 гг., когда несколько раз они были на волосок от смерти, переживает нападение на дом «поповской банды», захват Валента бандитами при возвращении из семинарии, суд над ним терновских бандитов, вывод на расстрел красноармейцами по ложному доносу о содействии партизанам. И каждый раз, по твёрдому убеждению о. Георгия, вера спасала его и членов его семьи.
Описывая трагические события 1918–1919 гг., о. Георгий приводит страшные подробности издевательств и казней невинных жертв, свидетелем которых ему довелось быть. И уже не казались тяжёлым испытанием многочисленные изъятия и грабежи, происходившие в те годы. Имущество, принадлежавшее Церкви, прежде всего земли и недвижимость, были национализированы в пользу советской власти. «На волостном дворе теперь стоит общественный сарай. На месте управы воздвигнут новый изящный домик. Сельрада в церковной школе. Сельбуд в нашем церковном доме. Больница в квартире отца дьякона», — пишет о. Георгий сыну.
Семья Роменских тоже лишилась усадьбы и дома: «Живём мы пока все в сиротской хате Остапа. Размещаемся так: я и Женя — на кровати со стульями. Мама на диване, дядя на лежанке, Сенька на печи. Если приходит Нонна, тогда Сенька идет к соседям… Жить в грязном крестьянском доме уже страшно надоело матери. Особенно заедала её мазка земляного пола и прокопченных стен еженедельно по субботам. А равно больно смотреть на вещи, которые гибли от пыли или валялись по чердакам и сараям людским. Хочется хоть остаток дней пожить с детьми не по-свински, по-людски. Мы три зимы ютились в одной комнате. Когда собиралась семья до родного дому, то на ночлег приходилось с грустью идти в чужие хаты». До настоящего времени, по свидетельству старожилов, в с. Терны сохранилась «хата Остапа», упомянутая в письме Георгия Роменского.
Только в 1926 г. о. Георгию удалось купить дом на четыре комнаты, о чём он пишет в письме: «Сегодня я совершил акт большой важности для себя и семьи. Ты помнишь дом Прядкина? Этот дом со всеми благоустройствами я имел смелость купить у Ирины Федоровны за 1700 рублей». Правда, указанной суммы семья священника Роменского не имела и договорилась о рассрочке, отдавали частями, как могли, ведь государство обложило священника налогами, которые нужно было вносить в первую очередь.
О размере налогов можно судить по следующим сообщениям о. Георгия сыну: «Мы не голодаем, да и голодать, кажется, до нового хлеба не будем. Хотя я весь хлеб запродал на налоги, но думаю, что в состоянии буду приобрести хотя бы за счёт продажи или обмена за животных… вчера я смог взнести и налоги на голодающих в сумме 15 руб. Мать и мальчики полубосые, но думаю приобуть их к празднику Пасхи» (февраль 1925 г.); «Мои приходские дела неважные и очень скудны. Например, брачный сезон не оправдал полугоднего моего государственного налога. Если бы не занимались хозяйством, то было совсем плохо. Пока все еще живём в большой нужде, но все мы закалили себя, так что с Апостолом можем сказать: (Филип. 4:12) „умеем жить и в скудности“ — „научись всему и во всём насыщаться и терпеть голод, быть в обилии и в достатке!“» (декабрь 1925 г.); «Личный налог по должности священника я уже, слава Богу, уплатил (около 170 руб.). Другие налоги сельскохозяйственные обеспечены поросятами» (июль 1929 г.).
Вся семья Роменских, когда дети ещё жили в Тернах, работала в поле, на огороде, в саду, занималась разведением домашнего скота, птицы. В своём первом письме сыну, в феврале 1925 г., Георгий Роменский сообщает: «Мы зимуем двух коров, двух быков по два года и лошадку. Стоимость коровы 40–50 руб., быков 70–100 руб., лошадки 70–100 руб.». В письмах о. Георгий делится с сыном достигнутыми успехами на трудовой ниве, заготовкой на зиму кормов, ходом посевной, собранным урожаем зерновых и сдачей хлеба заготовителям: «В прошлом году я дал местной кооперации 157 пуд. зерна, но за всё это я и дети остались без чести и права гражданства. Славу Богу! и за скорби, и за всё это. Меня это нисколько не волнует: я готов перенести не только бесчестие и страданья, да помилует и простит меня Господь „в день оный“».
В этот период семью Роменских постигает большое горе: в январе 1928 г. после нескольких месяцев болезни умирает матушка Екатерина. Эту потерю о. Георгий переносит очень тяжело, письма первой половины 1928 г. наполнены воспоминаниями о покойной супруге и сообщениями о постоянных молитвах за неё. С течением времени боль от потери матушки немного утихла, и он напишет: «В последние годы жизни, предав себя и дорогих моему сердцу жену и детей водительству промысла Божия, я спокойно смотрю на смерть мамы. Думаю, что, по Божьему, так нужно, так лучше для самой мамы, а может, и для моих детей. Мама сильно устала на своём жизненном семейном посту: она нуждалась в отдыхе, и Бог дал ей такой покой». Со всеми проблемами — хозяйственными, бытовыми, семейными — о. Георгию пришлось справляться теперь самому.
Напряжение нарастало и во взаимоотношениях Церкви и государства, ощущалось богоборческое настроение власти, политика раскола в Церкви, что нашло отражение в письме от 10 февраля 1929 г.: «На прошлой неделе (после Крещения) я был в Славянске. Виделся с родными и некоторыми знакомыми. Я теперь состою в благочинии отца Александра. Он теперь в соборе. Много он переиспытал. Не раз был под арестом. Пользуется большим уважением вместе с о. Павлом и о. Константином. Отец Николай обновленец — на Рождество отнял храм у тихоновцев. В первый день Рождества не было служения, так как на дверях храма красовались два замка: один со стороны тихоновцев, другой — со стороны обновленцев. Как это всё напоминает времена ариановщины и других церковных междоусобий».
В этих условиях Георгий Роменский продолжал пастырское служение в Николаевском храме, а верующие не только посещали службы, но и всё более прибывали количеством по значимым праздникам, о чём радостно повествовал в письмах о. Георгий. «Вчера в храме совершали высокоторжественно и умилительно богослужение: ублажали „Взбранную Воеводу“. Отлично и стройно пели нараспев весь Акафист два хора. Такого торжественного акафистного пения в нашей округе нет: я принёс этот Устав из Куряжского монастыря. Икона Богоматери утопала в цветах, которые изготовлены руками монашек, проживающих в нашем селе». Великой радостью для него было помогать людям. «Великое христианское дело быть пастырем Церкви. Если ты вздумаешь когда-либо приступить к нему, то вот мой совет тебе, дорогой сын: загляни внутрь себя, и если высмотришь, что в сердце твоем есть любовь к ближним, христианское смирение и детская вера во Христа Сына Божия, то иди смело на пастырский труд: не бойся жизненного моря. Христос в трудную минуту жизни протянет тебе руку помощи, а житейскому морю скажет: „Умолкни!“», — писал он Валенту. О. Георгий был строг к пастырскому служению и считал, что за хлебные епархии, ордена и славу придётся отвечать перед Богом. За то, что пастыри нерадиво возделывали ниву Христову, Господь попустил испытания, а паства ушла в неверие, безбожие, разврат и холодность. «Теперь дети в храм не ходят, дома не молятся и родителей не поминают. Многие гуляют до утра, а днём спят», — сокрушался батюшка.
Валент, чувствуя по письмам тревожное душевное состояние отца, его переживания за семью, будущее детей, предлагает оставить служение в СССР и перебраться всем к нему, за границу. В ответ о. Георгий пишет: «Да и не могу я бросить родину, пока у меня хватает сил работать на ниве Христовой. Ничто меня не страшит: ни скорби, ни стеснения, ни унижения, ни ссылки. Пастырское служение на родине вступает в интересную стадию. Оно — копия Юлианского времени. Малодушные бегут, но очевидно: „они вышли из нас, но не были нашими“. Некоторые даже воинствуют с нами. Но пастыри, верные Христу, стоят на своих постах твёрдо с верою в слова Христа: „врата адовы не одолеют нас“, если мы пребудем со Христом».
В 1929 г. всё сильнее ощущалось давление на священнослужителей со стороны власти, репрессии, что нашло отражение в письмах о. Георгия. В июне 1929 г. он пишет: «На Вознесенье был на храмовом празднике. Было пять священников и три диакона. Обед был приличный, но во время обеда у меня с двумя иереями была грустная беседа по поводу щекотливого положения о. иереев. В январе один мой сосед уехал на неопределённое время (оставив семью) туда, куда Макар телят гоняет». Тут же был у нас разговор, что та же участь последовала и ещё одного нашего знакомого иерея (весьма видного в нашем районе). Четверо детей остаются непристроенными. Был разговор и о том, что и нас ожидают скорби и испытания за твёрдое стояние на своих пастырских постах».
Но более всего о. Георгий переживал за ту несправедливость, которую вынуждены терпеть его дети на жизненном пути. Как дети священника, они были лишены гражданских прав, не могли получать образование и постигать науку, быть принятыми на службу. Общение с детьми священника также подвергалось запретам. По этому поводу о. Георгий писал Валенту в марте 1929 г.: «Евгений, через своё происхождение, лишён права голоса, а значит, и права на какую бы ни было гражданскую службу. Закрыты ему двери и к храму науки… В одно время Евгений очень горевал, что я не дал ему образования хотя бы такого, как Нонне, но оно, быть может, принесло бы больше огорчений и разочарований. Я знаю, что с таким происхождением Евгения вылетели из последнего семестра высшего учебного заведения и лишался и будет, быть может, лишаться гражданской службы».
В июле 1929 г. о. Георгий попрощался с дочерью Нонной, вынужденной покинуть родной дом, не имея возможности жить нормальной жизнью: «Жили мы с нею серенькой жизнью, ворковали, строили планы, кое-что осуществили и проводили в жизнь. Изредка уютная комната Нонночки наполнялась гостями (местной молодёжью), и тогда наш дом оживлялся говором, пением и игрою. Но наступили для нас тяжёлые дни: к нам нельзя ходить под угрозой лишения места тем, кто осмелится нарушить это постановление».
Антон, второй сын Роменских, работая счетоводом в кооперативе, старался помогать родителям и мечтал стать зажиточным на своей земле, как писал отец — «плантатором». Его попытки встать на ноги в условиях советской действительности ни к чему хорошему не привели. «Первый земледельческий опыт дал Антону 600 пудов подсолнуха, — сообщает о. Георгий старшему сыну Валенту. — У него три молодых лошади. Со стороны завидно, а он в долгах, как в шелках… А между тем, сограждане видели его в Бахмуте в интересном наряде: в суконном старом пиджаке, подпоясанном шпагатом, в белой полотняной кепке, в одном ботинке и в одной калоше. Привез 200 руб. и за два дня раздал рабочим. Сегодня получил 75 и тоже раздаст за осанку и еще надо 200, чтобы расквитаться с кредиторами. Вот и всё богатство человека». В итоге Антон задолжал кредиторам 1000 руб. и вынужден был уехать, оставив отцу выплачивать долг, о чём тот с грустью сообщил старшему сыну: «В жизни моей жребий такой: платить долги, подкармливать своих и чужих сирот». Почти в каждом письме о. Георгий писал с тревогой о скитальческой судьбе Антона, который переезжал с места на место и нигде не мог найти себя, часто о нём месяцами не было никаких известий. В конце концов, в одном из последних писем, датированных сентябрём 1929 г., о. Георгий сообщил Валенту об Антоне: «Пришёл он, как странник, с узелком, в поношенном летнем платье и рваных сапогах. Я дал ему чистое белье, предлагаю сапоги и дядин старый тёплый пиджак бобриковый, который сшит был при тебе… Ночью сегодня, наверное, Антон уйдет странствовать или на Урал, или на Волгу, вообще ближе к Сибири… Ну пусть идёт себе с Богом, куда хочет. Моё желанье исполнилось. Я хотел видеть его лицом к лицу и увидел».
Последние письма Георгия Роменского сыну датируются октябрём 1929 г. Как и в ряде других писем, о. Георгий обращается к теме монашества. Внешние обстоятельства и жизненный опыт последних лет заставляют отца написать следующие строки «Тернистое, огненное, исповедническое стало у нас монашеское служение. А потому я беру назад свой совет: не спеши ни с тем, ни с другим. Подготовься к нему жизненным опытом. Было время, когда и у нас так же, как и в Египте, и в Палестине, и в Сирии, шли в пустынные, лесные и болотистые ненаселенные места и там, вдали от суеты мирской, в тишине, в единении с природою и Богом, восстановляли первобытный образ Божий в человеке. Спасались сами и руководили в деле спасения другими. Но то время безвозвратно минуло. Ушел в область предания подвиг монашества, приведший сонмы людей тесным, добровольным путём в Царство Христово. В месте твоего рождения, Валент, в Куряже у меня был друг — старик-иеромонах Дионисий: чистый душой, как дитя; представительный, маститый, обаятельный в беседе. Он говорил мне (тогда еще молодому человеку): „счастлив тот монах, у кого монастырь в сердце“. Теперь я его понимаю, когда пожил и испытал многое; поживешь, узнаешь жизнь и ты, Валент, и тебе будут понятны слова Спасителя Господа нашего! „Царствие Божие внутри Вас“».
Тема монашества близка отцу Георгию, он постоянно касается её в разных местах своих писем на протяжении практически всего периода переписки. Из них становится понятным, что не только в юности о. Георгий непосредственно общался с монахами Спасова Скита, но был знаком и обогащался знаниями в беседах со знакомыми монахами Куряжского монастыря, Святых Гор. Его воззрения на монашество практически не меняются за весь период переписки, но меняется отношение отца к выбору сына стать монахом. Если в приведённом выше фрагменте письма о. Георгий колеблется по части выбора сына в пользу ухода в монастырь, то двумя месяцами ранее, в письме от 14 августа 1929 г., он поддерживает такое решение сына, обращая внимание его на следующие обстоятельства в пользу монашества: «Я все еще служу двум господам: и Богу, и миру … и часто миру больше, чем Богу. Вот мой ответ будет и на твой вопрос: принимать ли тебе монашество. Монашество я приветствую: это дело душеспасительное и угодное Богу, если приносится как чистая жертва Богу, как фимиам молитвы и чистоты, как служение Единому Богу и отречение от всего мирского. Великий Макарий сказал о себе: „я еще не монах, но видел монахов“. Со своей стороны, я от души приветствую твое стремление к монашеству. Но как ты совместишь его с думами и заботами о сестре, о брате? Твой план постепенно, со временем перевести к себе сестру и брата мне нравился, он и мне приходил не раз в голову. Дети мои теперь отщепенцы и отверженные в своем селе».
В этом фрагменте прослеживается изменения во взглядах о. Георгия и на вопрос о том, где его детям лучше строить своё будущее: здесь или за границей. В ранних письмах о. Георгий уверен, что Валенту следует вернуться на родину, справляется об этом в инстанциях, ждёт амнистии для эмигрировавших и даже высылает деньги сыну на дорогу назад. По письмам видно, как отец и сын жаждут воссоединиться на родной земле, лелеют надежду на возвращение домой и обсуждают этот вопрос до середины 1928 г. Затем вопрос о возвращении Валента исчезает из тематики писем, а в конце переписки тональность меняется на обратную. Понимая реальное положение вещей, Валент предлагает перебраться к нему хотя бы сестре и брату. Отец не только не предлагает Валенту возвращаться, но и предостерегает его от подобного шага. В письме от 16 июля 1929 г. пишет: «Ты, дорогой Валент, прав в своих выводах: твое возвращение на родину и к родным не принесет ни пользы, ни радости. Напротив, мы все рады, что учишься (а сколько времени тебе надо учиться еще?), живёшь независимо и имеешь право гражданина… Если есть возможность, едь в Швейцарию или другое какое-либо место и отдохни душой и телом».
При всей сложности жизни в новых условиях о. Георгий остаётся патриотически мыслящим гражданином, пытающимся по-своему участвовать в созидании новой страны. Это видно из письма, датированного 16 сентября 1929 г.: «На днях я взял облигации государства. Заем „индустриализации“ на 15 руб. До нового года возьму еще на 35 руб. Облигации беру выигрышные, авось выиграю на счастье что-нибудь, а не выиграю, окажу государству посильную „помощь“. Государству нужны теперь большие деньги: оно созидает фабрики и заводы и переделывает вола и коня на тракторно-машинную систему. Если все это удастся привести к намеченной цели, то мы побьем рекорд Европы и Америки. У нас будут свои заводы, свои фабрики, свои машины, свои изделия, и нам ничего иностранного не нужно будет, тогда и мы по-заграничному будем сыты, одеты, обуты и веселы! В скором времени призыв Евгения. Таких, как он, кажется, не берут. Хотя ему хотелось бы послужить родине, да и себе уму-разуму набраться».
В октябре 1929 г. серьёзно встал вопрос о продолжении служения самого Георгия Роменского. «Как быть? Служить ли дальше или идти на покой? Вчера все уладил и буду ещё служить», — пишет о. Георгий. О причинах такой постановки вопроса он в письме не сообщает, но из контекста ясно, что возникли противоречия с властями, которые скоро серьёзным образом отразятся на дальнейшей судьбе Георгия Роменского. Предчувствуя это, в своём последнем письме сыну Валенту, датированном 27 октября 1929 г., о. Георгий напишет: «Живем-ли: для Господа живем; умираем-ли: для Господа умираем! Аще живем, аще умираем, Господни есмы»; «Дай Бог и нам иметь такое апостольское благодушное настроение, тогда и нам не страшны все злоключения»[19].
В среде верующих о. Георгий чувствовал себя свободно и не боясь говорил обо всём, что было на сердце. Батюшка оставался любимым пастырем селян вплоть до своего ареста. По воспоминаниям старожилов-тернян, в начале 1930-х гг. органами НКВД был установлен негласный надзор над о. Георгием. Органы были информированы осведомителями, что батюшка совершает крещение на дому, выдаёт просфоры всем подряд. Односельчане боялись даже остановиться и поговорить с батюшкой, чтобы не навлечь на себя беду. Нельзя было приглашать священника отпевать умершего. Если коммунист крестил своего ребёнка, его исключали из партии, и, соответственно, следовали оргвыводы по священнику.
Обстоятельства ареста Георгия Роменского точно не известны. Он был репрессирован в 1931 г. как представитель культа. Традиционным для того времени было обвинение об участии в контрреволюционной церковной организации, враждебно настроенной против советской власти. Возможно также, что стало известно о деятельности старшего сына, офицера-белогвардейца Валента Роменского, эмигрировавшего за границу, с которым отец вёл интенсивную переписку. Из послужного списка Георгия Роменского известно, что батюшка был осуждён на 5 лет[20]. Известно также, что после ареста священника богослужения в Николаевской церкви уже не проводились, а церковное имущество было национализировано в 1937 г. Здание храма было отдано под сельский клуб с соответствующей реконструкцией.
Георгий Роменский отбывал наказание в течение полутора лет, после чего по состоянию здоровья в 1933 г. был освобождён. Обстоятельства жизни в последующие 10 лет после освобождения не известны. Возможно, он проживал в Славянске, в своём родном доме вместе с сёстрами, потому что во время Великой Отечественной войны, несколько месяцев 1941–1942 гг., он служил в Воскресенском храме г. Славянска. Затем Георгий Роменский возвратился к месту своего пастырского служения в с. Терны[21]. По имеющимся документам известно, что в период немецкой оккупации в 1942 г. верующие с. Терны основали в национализированном доме священника, который до войны использовался под квартиры для учителей школы, молитвенный дом. В 1943 г. религиозной общиной с. Терны был заключён арендный договор указанного домостроения с Краснолиманским районным отделом народного образования. Договор действовал до августа 1949 г., после чего был расторгнут по инициативе РОНО через суд. Именно в этот период (1942–1949) Георгий Роменский служил в с. Терны. После расторжения договора аренды на церковное здание всё церковное движимое имущество — иконы, утварь — были переданы в храм с. Торское.
В 1949 г. о. Георгия переводят на приход в Петропавловский храм г. Красный Лиман, где он служил до 1956 г. Об этом есть воспоминания краснолиманцев. Постоянного жилья в Лимане у батюшки не было. Свидетели называли несколько адресов. Известно, что он снимал угол у Елены Евтеевны Воловод по ул. Ленина, 28, двоюродной бабушки автора статьи. Её дочь, Тамара Иосифовна Воловод-Шепеленко (1938 г.р.), вспоминала, что батюшка всегда молился в своей комнате. Сначала он читал вечернее правило, а ночью становился на молитву. Позднее батюшка жил в одной половине дома с Матвеем Дмитриевичем Жегловым, который тоже служил в лиманском храме с 1944 г. За батюшкой ухаживала женщина, которую все называли по отчеству — Дмитриевна. Со временем дом продали, и о. Георгий вынужден был переселиться в домостроение по ул. Шмидта, как свидетельствовал архимандрит Вениамин (Галич). По его воспоминаниям о. Георгия, которому к тому времени было под 80 лет, всегда сопровождала монахиня Феозва. Он часто шёл с узелком, в котором были скудная провизия с панихид. Местные мальчишки, увидев батюшку, мчались к нему навстречу и наперебой просились приложиться к кресту. После этого о. Георгий давал детям гостинцы из узелка.
Недалеко от Петропавловского храма жил ещё один священник, Иоанн Щербаков, который находился в общении с о. Георгием. На память об этих временах осталась фотография со дня рождения о. Иоанна 24 июня 1959 г. В первом ряду, третий слева, отец Павел, за ним протоиерей Иоанн Щербаков, протоиерей Георгий Роменский, протоиерей Михаил Македонский. Во втором ряду слева, возле дерева, в чёрном платке стоит матушка Феозва.
Последним пристанищем протоиерея Георгия Роменского был дом по ул. Криничная. Здесь он закончил свой земной путь в феврале 1960 г. Архимандрит Вениамин вспоминал, как провожать любимого батюшку собралось много народа, и близлежащая улица не вмещала всех желающих проститься с ним. Похоронили о. Георгия на городском лиманском кладбище.
[1] Святогорский летописец: альманах. Вып. 1. Святогорск, 2018. С. 89–91.
[2] Никольский В.Н. Православное духовенство Донетчины, репрессированное в 1920-х — 1950-х годах (в документах и материалах). Донецк, 2013.
[3] Антуан Нивьер. Православные священнослужители, богословы и церковные деятели русской эмиграции в Западной и Центральной Европе. 1920–1995. Биограф. справочник. Москва-Париж: Русский путь, 2007.
[4] ГАХО, ф. 40, оп. 110, д. 1474.
[5] ЦГАВО Украины, ф. Р-5, оп. 2, д. 227.
[6] ГАХО, ф. 40, оп. 10, д. 264, 277, 279, 266, 280, 287, 290, 291, 292, 602, 604.
[7] ГАДО, ф. 268, оп. 1, д. 1–31.
[8] ГАДО, ф. Р-4021, оп. 1, д. 78.
[9] Клименко Людмила. Моє дороге коріння. Від історії краю до історії роду. Документальна повість. Харків, 2014.
[10] Архив Святогорской Лавры. Архив Роменских. Тексты писем Г.С.Роменского сыну В.Г.Роменскому. 1925–1929.
[11] ГАДО, ф. Р-4021, оп. 1, д. 78.
[12] Антуан Нивьер. Православные священнослужители, богословы и церковные деятели русской эмиграции в Западной и Центральной Европе. 1920–1995. Москва-Париж, 2007. С. 399.
[13] Харьковский календарь на 1906 г. Харьков, 1906. С. 75.
[14] ГАХО, ф. 40, оп. 110, д. 1474.
[15] ГАДО, ф. Р-4021, оп. 1, д. 78.
[16] ГАХО, ф. 40, оп. 110, д. 1474.
[17] ГАХО, ф. 40, оп. 110, д. 1474.
[18] Антуан Нивьер. Православные священнослужители, богословы и церковные деятели русской эмиграции в Западной и Центральной Европе. 1920–1995. Москва-Париж, 2007. С. 399.
[19] На этом связь отца и сына прервалась. О дальнейшей судьбе родных Валент ничего не знал до конца своей жизни и завещал своей дочери Марии разыскать сведения о них. Завершив обучение в богословском институте и став священнослужителем, Валент Роменский обосновался во Франции. В 1932–1957 гг. протоиерей Валент Роменский был настоятелем Александро-Невской церкви в Льеже и благочинным приходов Бельгии (1946–1957). С 1953 г. — протопресвитер. С 1957 по 1969 гг. был настоятелем Скорбященской церкви при Русском старческом дворе Братства Св. Анастасии в Ментоне. Одновременно с 1963 по 1970 гг. был благочинным приходов Экзархата на Юге Франции и Италии». В 1970 г. вышел за штат. Основатель и редактор журнала «Христианская Жизнь», редактор радиопрограмм «Мир и свет жизни» на радио «Монте-Карло». Умер 11 июня 1978 г. в пригороде Парижа Сен-Клу.
[20] ГАДО, ф. Р-4021, оп. 1, д. 78.
[21] Там же.