Иерей страстотерпец. Венок на могилу о. Иоанна Федоровскаго[1]
10-го августа с. г. в Святогорской Успенской пустыне в одной из келий при больничном хуторском корпусе мирно отошел ко Господу иерей о. Иоанн Федоровский, свыше семидесятилетний старец.
По немощам физическим он был определен в обитель при Указе Харьковской Духовной Консистории от 26-го октября 1872 года и больше 38 лет прожил здесь. Но, не взирая на немощи физические, жизнь сего иерея была полна силы духовной и достойная того, чтобы на ней остановиться, воздавая должное по слову св. Писания: память праведнаго пребудет благословенна (Притч. 10, 7).
Живя в обители под видом психически больного, о. Иоанн развивал душу святую, всецело Богу преданную. Он добровольно нес монастырския послушания на ряду с послушниками и никогда не роптал на свое положение. Ни на слякоть дождливой погоды, ни на морозы зимы он не обращал никакого внимания и с открытой головой совершал свои путешествия с хутора в обитель. Для покоя себе он избрал келию, где помещались больные странники, которых о. Иоанн любил и неоднократно научал чтением назидательных книг или живым словом. Неоднократно благочестивые паломники обращались к нему за советом, и он то даром прозорливости, то даром юродства назидал и утешал их.
Монастырская братия чтила его за мужа богоугодного и с любовью обращалась к нему за наставлениями. Двенадцатилетняя немощь (паралич), приковавшая его к одру, всецело прилепила душу его к Богу, проявляя в нем терпение Иовле и вызывая сладостныя слова благодарения: слава Богу! За сие непоколебимое терпение братия всегда именовала его «страстотерпец иерей». К таинствам покаяния и св. причастия о. Иоанн всегда готовился с великим умилением, растворяя оное слезами и не только свою душу услаждая, но и окружающих приводя в трепет.
Все сие и соделало кончину его мирною и даже ознаменованною особою Божией милостью. По свидетельству двух монахов, бывших в его келье, за день пред кончиною, они видели сияние в виде креста над грудью умирающего. Дважды сие сияние повторялось и дважды на лице о. Иоанна появлялась радостная, неземная улыбка.
Бедный, забытый друзьями мира сего, иерей страстотерпец оказался богатым в день кончины своей, но богатым тем, что чувствовалось у одра смерти его присутствие особой благодати Божией. Тело его, положенное в простой, некрашеный гроб, оказалось окруженным многими богомольцами-почитателями и плачущею братиею.
Чин торжественнаго иерейскаго погребения был совершен соборно и над гробом было произнесено нижеследующаго содержания слово Архимандритом Арсением.
Блажен путь, в онь же идеши днесь душе,
яко уготовася тебе место упокоения
(из песнопений на погребение — прокимен).
Пред нами, братие, отверстый гроб с останками почившаго. Посмотрите на его лице, сияющее радостию не земною, и вы поймете, почему блажен путь сей.
Уже прекратились его муки; уже чаша страданий испита; уже не услышите вы стонов болезненных; уже душа его преселяется туда, идеже несть ни болезни, ни печали, ни воздыхания…
В напутствие грядущему в места светла и в назидание нам, помышляющим о смертном часе, хотелось бы сказать надгробное слово. Но бездействует ум, безмолвствуют уста пред теми живыми словами, какия глаголет нам сам почивший жизнью своею. Посему и почтим его словом от жизни его же.
Обученный наукам богословским, избранный для благовестия Христова, облеченный благодатию священства, он в звании пастыря выступил пасти словесное стадо. И пас, уча, назидая и совершая Тайны спасения человека.
Но где же ныне его паства? почему у гроба не видно пасомых? почему не раздается плач осиротевших духовных чад? В мире был и мир Его не познал (Иоан. 1, 10).
Не познала мирская паства своего пастыря; не подошел ум o. Иоанна к уму мира сего, и ушел о. Иоанн от паствы своей.
Полный сил молодых, полный надежд радужных, облекся o. Иоанн в звание мужа, принял тайну супружества и вместе с подругой жизни своей хотел разделять радости и скорби мира сего. Украсился достоинством отца и хотел веселиться о чадех своих…
Но почему же ныне у гроба не раздается плач подруги жизни его? почему ни одна слеза детская не оросит гроба отверстаго? Все счастье забрали бури житейскаго моря; все надежды смели ветры ненастья… И вот он, бегая мира и холодного ненастья, водворился в пустыню сию и здесь нес крест до дня сего.
Утерял он прелести мира, лишился друзей, причислен к немощным по уму. Но что стяжал он на место сего? что постиг его ум здесь? чем наполнилось его скорбное сердце? Откроем книгу жития его, и мы найдем драгоценный бисер. Вот его смирение и кротость, доведенные до того, что о нем можно сказать: трости надломленной не переломил и льна курящагося не угасил (Маф. 12, 20).
Кто не видел его носящим дровца, разносящим воду, работающим на ряду с послушниками и новоначальными? Кто не ужасался его терпению, паче естества проявляемому в течении последних двенадцати лет?
Не познал его мир, за то познала и возлюбила пустыня сия. Нет паствы у гроба; не слышно плача близких по крови, за то братия, близкая по духу, слезно взывает: зачем так рано угас сей светильник? зачем оставил нас наш страстотерпец-мученик, своим примером учивший терпению? Зачем осиротил наш тихий уголок? И в ответ на слезы сии слышатся из гроба слова благодарения за любовь; слышатся слова назидания не прилепляться миру сему и не вверяться друзьям мира сего лукаваго и последнее прошение — не забывать в молитвах своих, дабы вчинил Господь душу, идеже свет животный.
Приступим же, братие, к сему дорогому гробу, дадим последнее целование страстотерпцу и помолимся об упокоении души его.
По отпевании, гроб с останками на руках братии (необычно) был отнесен на братское кладбище в предшествии собора священнослужителей во главе с Архимандритом Арсением и опущен в могилу, орошенную слезами присутствующих. Тут же явились благодетели, изъявившие желание поставить памятник на могиле усопшаго.
Мир праху твоему, страстотерпец иерей, достойно понесший крест Христов, а ныне, верим, почивающий в недрех Авраама, Исаака и Иакова, со всеми святыми славящий Бога!
Св. Горы.
Архимандрит Арсений
[1] Воспроизведение текста по: Известия и заметки. Иерей страстотерпец. Венок на могилу о. Иоанна Федоровскаго // Вера и разум. Харьков, 1910. 30 сентября. № 18. С. 842–845.
Русский